Герои на все времена

— Что ж, как знаете, Сергей Алексеевич. Увещевать вас не буду, чай, не ребенок. И все же подумайте. Я от слов своих не откажусь — постараюсь сделать все, чтобы приговор был помягче. Но и вы подумайте — стоит ли упорствовать.

Контр-адмирал кивнул на прощание и вышел из камеры. Тучков откинулся на подушку и прикрыл глаза. Задремал.

Ему опять снился Несвиж.

* * *

Томаш зажег несколько свечей в разных концах гулкого и пустого бального зала, расставив их без очевидной системы. Стал посреди зала, крепко, с шумом, потер ладони и развел руки в стороны. Постоял так немного и стал медленно поворачиваться против часовой стрелки.

Генерал внимательно следил за денщиком Уварова и думал. Днем солдаты прочесали дворец от чердака до подвалов и опять ничего не нашли. Вдобавок двоих придавило бочкой в винном погребе. Солдаты остались живы, обошлось даже без переломов. Самое странное, что оба были абсолютно трезвы и в один голос утверждали, что бочка покатилась не сама — будто толкнул кто. Но — они это точно знали — никого в погребе не было.

Время поджимало, а сокровищ так и не находили. Допросы, проведенные по второму кругу, ничего не дали. Вот и ухватился Сергей Алексеевич за безумное объяснение денщика. А что делать? Томаш — это последний шанс выполнить приказ. Пришлось выгнать солдат из дворца, строго-настрого запретив заходить, и остаться там вдвоем.

Гмыза совершил столько полных поворотов, что генерал сбился со счета. Его уже стало клонить в дрему, когда Томаш отчего-то двинулся в другую сторону и вдруг застыл. Глаза закрыты, дышит медленно-медленно, лицо, словно камень, застыло. Пальцы шевелятся, словно нитку теребят.

Тучков привстал с табурета. Томаш с закрытыми глазами сделал осторожный шаг, потом другой. Он словно нащупывал тропинку в болоте — не торопясь, выбирая, куда поставить ногу. Нащупал — и пошел. Руки в стороны, глаза закрыты. И Тучков следом. С фонарем в руках.

Денщик вел генерала через обезлюдевший и темный дворец, поднимаясь все выше и выше. С первого этажа на второй. С него на третий. И так до самого чердака. Возле узенькой лесенки наверх Томаш остановился и повернулся к Тучкову. В глазах солдата плавал туман.

— Ен там, ваша благародзие. Даставайце.

Тучков торопливо вытащил лист и карандаш и написал, как учил Гмыза: «Здесь я хозяин, а не ты».

Томаш облизнул губы и стал подниматься на чердак.

Там было сухо и темно. Слабый свет фонаря совсем не разгонял тени, а лишь отодвигал их чуть в сторону и делал плотнее. Выставив ладони вперед, словно что-то ощупывая, Томаш уверенно шел к печным трубам, которые четырьмя кирпичными колоннами стояли в центре.

— Сюды.

Тучков подошел и положил бумагу между трубами.

— Цяпер трэба чакаць.

Тучков кивнул и отошел в сторону. Да, надо подождать. По словам Томаша, сокровища спрятал домовой. Такая записка — лучший способ вызвать его, потому что «хатник», как его назвал Гмыза, очень злится, когда находит подобные записки, и непременно заявляется на рандеву с наглецом, осмелившимся оспаривать его права.

Ждать пришлось недолго. Мигнул фонарь, непонятно откуда дунул сквозняк, и Сергей Алексеевич в первый раз в своей жизни увидел домового. Больше всего тот напоминал полковой барабан, заросший огромной копной жестких волос.

— Крый Божа, — выдохнул Томаш, — яки ен валасаты! Ну и багацеи ж гэтыя Радзивиллы!

Тучков шикнул на солдата и присел на корточки, чтобы лучше видеть домового. Тот зыркал на генерала желтыми глазами и что-то раздраженно бурчал в рыжую бороду.

— Я — хозяин этого дома, — сказал Тучков. Слова появлялись неохотно — он все никак не мог поверить в реальность происходящего. — Я хочу получить все, что ты… спрятал. Это мое.

Домовой зашипел и почесался.

— Это мое, — повторил Тучков.

— Ты чужой, — заявил домовой. Голос у него был скрипучий, как старые рассохшиеся половицы. Но, что удивительно, говорил он без акцента. — Хозяин уехал, а ты чужой.

— Твой хозяин — преступник, он бежал отсюда. Теперь я твой новый хозяин, и ты обязан меня слушаться.

Домовой хмыкнул и демонстративно почесался.

Бессмысленно было требовать от него послушания. Ведь этот домовой — если правду говорят, что они бессмертны, — служил Радзивиллам не меньше двух сотен лет. А то и больше.

— Вот что, — Тучков решил сменить тактику, — хозяин твой сбежал, но обязательно вернется. Слышишь?

Домовой с интересом уставился на генерала.

— Да, твой хозяин вернется, и ему очень не понравится то, что он тут увидит. — Сергей Алексеевич выдержал паузу и продолжил: — А увидит он сожженный дворец. Потому что, если ты не отдашь мне сокровища, я прикажу поджечь все.

Домовой уселся поудобнее и ответил:

— Можешь жечь. Сокровища я отдам только хозяину. Ты — не хозяин.

— Я могу приказать разобрать этот дворец по кирпичику, — пригрозил Тучков. — Знаешь, что может сделать с дворцом полковая батарея или десяток бочек с порохом?

— Одни уже рушили. И ничего не получили.

— Шведы, что ли?

Домовой проигнорировал вопрос. Сидел и безразлично ковырялся в зубах.

— Взорву все к дьяволу! — закипел Тучков. — Слышишь, ты, башка дурная?!