Герои не умирают

Он принял Фалько таким, какой он есть — и будет теперь просто любить его, каков бы он ни был. Ведь идеалом сделал Фалько он сам. Он возомнил его недостижимым и непогрешимым кумиром, не имеющим права на ошибку — и подошел к живому человеку с мерками божества. А теперь пора было вспомнить, что Фалько — человек. Со своими слабостями, привычками и недостатками, но, самое главное — настоящий, живой, и — рядом.

С улыбкой Найз повернул голову, выглядывая, скоро ли берег — и увидел, как в предутреннем мраке впереди что-то пошевелилось. Он попытался крикнуть — но пересохшее от соли горло издало лишь тихий сип, а уже через секунду спина его коснулась дна.

— Приехали… — прохрипел гардекор, выпуская его из захвата, задыхаясь, опустился в прибой, перекатился на грудь и замер в изнеможении.

Найз закашлялся, завозился, пытаясь крикнуть — но поздно. Три фигуры вылепились из мрака и остановились рядом с измученными пловцами. Три меча уперлись в обнаженную спину Фалько, и мальчик почувствовал, что земля уплывает из-под него, проваливается, разверзается, обдавая могильным холодом и тьмой… Один из барзоанцев наступил гардекору на запястье, склонился и потянул с пальца кольцо с головой тигра.

— Не брал бы ты его… — сипло проговорил гардекор, задрав голову и встречаясь взглядом с грабителем. — Несчастливое оно.

Но тот лишь рванул сильнее и рассмеялся. Другие заговорили враз, и певучая барзоанская речь зазвучала, как сталь на точильном кругу.

— Что… они говорят? — шепотом спросил мальчик.

— Что мы их пленники, — ответил Фалько, повернув к нему голову. — Но если они понесут меня… и дадут поспать… я согласен даже пойти к ним в рабство… часов на десять. А если покормят… то еще минут на тридцать.

Нести его, как выяснилось очень скоро, никто не собирался. Отвесив пленному несколько пинков под ребра и приставив мечи к шее, пираты дали понять, что у него есть два варианта: идти живым или лежать мертвым. Подумав над выбором — Найзу показалось, что почти всерьез — Фалько вздохнул и стал подниматься. Но, казалось, плавание отняло у него последние силы: как ни старался, он не мог встать даже на четвереньки. Ноги и руки его дрожали и подгибались, и гардекор раз за разом падал лицом в прибой.

— П-помоги… м-мне… — поднял он на мальчика мутный взгляд и промычал, в очередной раз растянувшись, точно пьяный.

— Да, сейчас, конечно!

Найз вскочил, костеря себя последними словами за то, что не догадался сам, опустился перед ним на одно колено и подставил плечо:

— Держитесь! Я сильный!

Фалько пробормотал что-то жалобное, перекинул руку через его шею, наваливаясь всем телом на спину, с трудом поднялся — и тут же схватился за живот, сделав мученическое лицо:

— Наглотался… тошнит…

Барзоанцы с отвращением скривились. Командир патруля — офицер в коротком кожаном плаще с серебряной нашивкой — ткнул пальцем влево:

— Пащёал!

Фалько закивал, улыбаясь то ли приторно, то ли просто мерзко, и Найз сделал первые шаги, потрясенно дивясь перемене.

Офицер, угрюмо насупившись, молча двинулся впереди. Воины еще раз оглядели добычу — двух обессилевших пленников, из имущества и одежды на которых были лишь короткие холщовые штаны, презрительно сморщились и зашагали сзади, отрывисто переговариваясь.

В постепенно рассеивавшейся тьме мальчик начал различать скалистый обрыв справа, уходивший краем в небо, галечный пляж, то сужавшийся до полуклоза, то разбегавшийся до ширины дворцовых ворот, мыс, рассекавший горизонт на полумрак и полусвет… Так вот где их вынесло! Там, где два часа назад они высадились, чтобы приготовить смесь!

И тут же старая-новая тревога кольнула в сердце: а где Илада? Где алхимик? Где Белка? Что с ними стало после залпа? Погибли? Были схвачены? Убежали? Но куда?..

Мальчик снова оглядел отвесные стены справа, волны слева, вспомнил каналы, впадавшие в залив и отсекавшие дорогу к бегству по берегу — и последняя надежда тихо угасла. Или схвачены, или погибли…

В очередном узком месте Фалько застонал особо душераздирающе, остановился, выпустил плечо Найза и, прижимая руки к желудку, согнулся и опустился на колено. Барзоанец, оказавшийся ближе всего, рыкнул что-то, поднял ногу для пинка… и вдруг растянулся на камнях с перерезанным сухожилием. Рывок, поворот, хруст — и меч его, сменивши владельца, зазвенел о меч второго пирата.

— В воду! — рявкнул гардекор, и мальчик, повинуясь не волей, а рефлексом, кинулся в волны.

Фалько обманным движением ушел от удара и обернулся. Молнией сверкнул метательный нож — и офицер повалился в прибой. Новый финт, перезвон стали — и второй барзоанец рухнул лицом на камни и остался лежать. Раненый пират ухитрился поставить подножку и выхватить кинжал, но продлил свою жизнь ненадолго.

Фалько поднялся, вытер меч о его штанину, и стянул с грязного пальца тигриное кольцо.

— Я ж говорил, что оно приносит несчастье, а ты не послушал, — меланхолично напомнил он трупу.