Посчитав, что с эпитафиями на сегодня покончено, гардекор махнул Найзу вылезать, и стал деловито примериваться к сапогам одного барзоанца, штанам другого, оружию третьего… Выкарабкавшегося на берег мальчишку тоже поджидала персональная кучка снаряжения.
— Чего ты так долго? По воде соскучился? — хмыкнул гардекор, торопливо натягивая сапог.
— Там глубоко оказалось! Обрыв! — оправдываясь, Найз возбужденно ткнул пальцем в то место, откуда только что выбрался. — Кажется, подземная река вытекает!
Теперь, когда посветлело еще немного, стало заметно, что берег в этом месте уходит резко вниз, а вместо прибоя светлая масса пресной воды врезается в темные воды залива.
— Река?..
Фалько насторожился — а Найз улыбнулся вдруг и хлопнул себя по лбу рукой:
— Остолоп я! Не река это! Это речка-вонючка! — и, видя ошарашенное выражение на лице Фалько, торопливо заговорил: — Канал, который строители отвели от реки под Дворцовый холм — для кухонь и слуг и всякого прочего! Воду брать и помои сливать! Говорят, он под всем дворцом проходит петлей!
— Д-да? Очень мило с его стороны…
Взгляд Фалько остановился на пару мгновений, ресницы опустились — верный признак, что гардекор что-то замышлял, как успел заметить мальчик — и не ошибся и в этот раз. Через несколько секунд Фалько, бросив сапоги под ноги Найзу, прыгнул в воду. Минуты четыре спустя, когда мальчик уже закончил серьезно беспокоиться и начинал открыто паниковать, вода под обрывом забурлила и, отфыркиваясь и отплевываясь, вынырнул Фалько.
— Подземный тоннель, — едва отдышавшись, сообщил он. — Нам туда.
Найз выбрался на узкий, покрытый чем-то склизким карниз и огляделся. Тоннель оправдывал самые худшие его ожидания. Низкие своды, выдолбленные в скале, заставляли склонять голову даже его. Неровные стены были покрыты пятнами светящейся плесени, оставлявшей такие же светящиеся зеленоватые следы на коже и одежде. В
Впрочем, при всех недостатках подземный ход обладал одним неоспоримым достоинством. Здесь не было барзоанцев, и первый раз за несколько часов можно было просто идти, не ожидая с минуты на минуту окрика, патруля или стрелы. А еще лучше — лечь и поспать. Ведь всё, что могли, они с Фалько сделали, и разве героям, только что потопившим рейдерский флот, не полагалось несколько часов сна?
— Фалько?.. — Найз спохватился, оглянулся в поисках гардекора, и увидел, что тот все еще стоял по пояс в воде там, где перед стоком кончался карниз, что-то рассматривая.
— Тут была привязана лодка, — задумчиво проговорил Фалько. — Недавно. Царапины на слизи свежие. На камнях и кольце.
Сердце мальчика замерло.
— Барзоанцы?..
— Что им тут делать? — хмыкнул гардекор. — Крыс брать в плен?
Деловито он развязал плащ барзоанского офицера, достал два меча, ножны и ножи. Остальное, упаковав обратно, протянул Найзу:
— Держи, понесешь. Мне нужны свободные руки.
Мальчик принял узел — и снова взгляд его задержался на странном оранжево-черном кольце Фалько.
— Это из-за него ты постоянно называешь меня вором? — спросил гардекор, перехватив его пристальный взор.
Мальчик вспыхнул до корней волос.
— Нет! Я… То есть… Я не называю… Не вас… не вором…
— Ну так вот. Если тебе действительно это так интересно, я не украл его, — тихо проговорил Фалько, двигаясь вперед, — а всего лишь вернул.
— Танар когда-то отобрал его у вас? — удивленно моргнул Найз. — Оно, должно быть, очень дорогое?
— Нет. Это простой камень — «тигриная шкура». В Эрегоре он не встречается, но в других краях он не дороже грубого нефрита или кровавика.
— Тогда зачем он его отнял?
— Некоторые люди отнимают не для того, чтобы было у них, а чтобы не было у другого, — гардекор пожал плечами. — Он знал, что кольцо дорого мне как память о… о человеке… который спас мне жизнь, когда я валялся на дороге между жизнью и смертью. Давно. Когда я еще был… свободен.
— А сейчас не свободны? — Найз удивленно моргнул.
— Сейчас — тоже свободен. Как ловчий сокол, — хмыкнул Фалько.
Найз вспомнил слова герцогини в черном и нахмурился:
— Та женщина… ночью в беседке… сказала, что вы… Назвала вас…
— А, Оглинда… Поговорить всегда было ее слабостью, — закаменело лицо гардекора.
Найз видел это, но словно что-то, сидевшее в засаде эти несколько часов, неумолимо дергало его за язык:
— Она говорила, что вы были рабом, и гладиатором, и наемным убийцей… Но как вы оказались… когда дядя Лимба вас вынес…