Герой по вызову

— Ты извини, что я тебя об этом так прямо в лоб спрашиваю, но у нас времени в обрез… — Она отвернулась. А я проутюжил взглядом ее балахон цвета хаки и мысленно изваял скрытое под ним тело. — Такое должно бы происходить в романтической обстановке, а вместо этого за окном идет дождь, в камине потух огонь, а у меня в голове вертятся мысли о ночных кошмарах и вчерашнем убийстве…

— Джулия!

Она снова обратила ко мне лицо.

— Я не чувствую ни страсти, ни любви… В чем мне ужасно стыдно признаться. И выгляжу я как страхолюдина…

— Ты красавица!

— …и, наверное, это верх неприличия использовать секс как форму психотерапии, но я хочу лечь в постель и не хочу лежать там в одиночестве, и знаю, что не могу все это по-человечески объяснить… Когда я закрываю глаза, то сразу вижу отрезанный палец того ублюдка. Хотя я его толком и не видела, ведь я выскочила из комнаты и пробежала в прихожую, даже не взглянув на него, но стоит мне закрыть глаза — и я вижу этот кровавый обрубок, как он извивается на полу точно разрубленный лопатой дождевой червяк. Мне не стоит об этом говорить, потому что все это так же романтично, как клизма…

Я взял ее за руку.

— Успокойся!

— Эван!

Я поцеловал ее в губы.

— Как бы я хотела сейчас оказаться в горах Македонии, — прошептала Джулия, — мы бы жили в маленькой хижине вдали от всего мира, ели бы барашка на вертеле, пили бы…что они там пьют? Я бы хотела…

— Не говори больше ни слова!

— Я бы хотела стать на десять лет моложе, ведь девчонкам проще пережить такие перемены в образе жизни. Я бы хотела быть более или менее эмансипированной…

— Помолчи!

— Хорошо.

Спальня у Джулии была крохотная и темная, а кровать — узкая. Мы целовались скорее нежно, чем страстно. Я ощущал тепло ее тела сквозь плотную ткань балахона. Стоило мне попытаться развязать пояс, как она вся напряглась.

— О черт, — простонала она, — только не смотри на меня!

— Что такое?

— Ну… — замялась она. — Это так неромантично! Если ты засмеешься, я не стану тебя осуждать, но никогда не прощу!

И она отчаянным рывком распахнула балахон. На ней было надето красное фланелевое боди вроде закрытого купальника. Я не засмеялся, а только спросил, имеется ли у ее бронетанкового белья нижний люк.

— Да пошел ты!

Но я заверил Джулию, что она в любом наряде выглядит просто сногсшибательно. Она выразила сожаление, что я вынужден лицезреть ее в таком виде, и добавила, что не может позволить мне смотреть, как она обнажается. Я отвернулся и стал стаскивать с себя одежду. К тому моменту, как я расстался со вторым носком, она уже лежала в кровати под Эверестом одеял и пледов. Я прыгнул к ней, и наши тела приникли друг к другу, ища тепла и любви.

Я крепко сжал ее в своих объятьях. Ее губы прижались к моему горлу, а мои пальцы ласкали шелковистую кожу на ее спине и ягодицах. В тот миг это и было самое главное — тепло и близость наших тел, а сумеем ли мы сполна вкусить плодов утренней услады, казалось не столь уж и важным, потому что в этой усладе ведь не было острой необходимости. Да это и не имело особого значения.

— Я не смогу родить тебе английскую малютку, — прошептала Джулия. — Я принимаю пилюли…

— Отлично!

— Разве ты не хочешь иметь потомства в Англии?

— Ты очень много разговариваешь…

— Заставь меня умолкнуть поцелуем!

Мы ласкались неторопливо и задумчиво, без особой любви и с еще меньшей страстью, даря друг другу тепло и нежность. Наши поцелуи были то долгие, то мимолетные, мы перешептывались, меля какой-то вздор, и проникали в укромные тайники плоти.

Мир вокруг нас рушился и летел в тартары. Кошмар Олд-Комптон-стрит, привязанный к креслу мужчина с холодными стеклянными глазами, жгут на его указательном пальце и глухой свист тесака, кромсающего его кожу, кости и мясо, и нож с длинным узким лезвием, и его побелевшее от ужаса лицо, и это лезвие, вонзающееся в его сердце и выпрыгивающее из раны, и снова вонзающееся в грудь и снова выскакивающее наружу… Все эти жуткие картины постепенно растаяли, как иссякло бремя времени и пространства.

И вдруг, точно незваный гость на празднике, в нас пробудилась страсть.

Я ласкал и целовал Джулию, ее дыхание участилось, она порывисто вцепилась в меня, расцарапав ногтями кожу на спине. В моих висках гулко стучала кровь. Ее лицо сияло, зрачки расширились, и она прошептала:

— Как здорово! — А потом закрыла глаза и вздохнула.

Я поцеловал ее и почувствовал прикосновение ее упругих маленьких грудей, и ее ноги, с напряженными икрами и бедрами, сплелись с моими. Я ощутил пальцами влажное тепло ее лона, которое послушно отверзлось предо мной, и я оседлал ее, и она жарко зашептала:

— Да, да!

Наши губы слились и…

И в этот момент недовольный голос рявкнул:

— Джулия! Эван! Куда вы попрятались, черт вас подери?

Спустя несколько мгновений, когда наши остановившие сердца вновь затикали, Джулия шепнула, что проснулся Найджел. Я и сам догадался. И еще она сказала, что он на кухне. Я и об этом догадался.

— Ничего не получилось… — добавила Джулия.