В общем, ситуация сложилась такая, что генерал Конев, с остатками своих войск, с трудом сумел выйти из окружения, и армию спешно формировали вновь. Вот тогда, 2 августа, особый отдел 19-й общевойсковой армии возглавил полковник Королёв — это звание он получил в июне, когда военная контрразведка ещё входила в состав НКО на правах 3-го Управления. В сентябре же он будет переименован в майоры госбезопасности. Уточним, что по штату в особом отделе общевойсковой армии было 56 сотрудников — коллектив немалый.
Старинная пословица гласит, что «за одного битого двух небитых дают». 16 августа войска Конева начали наступление на Духовщинскую группировку противника. «Действия 19-й армии были частью фронтовой операции, разработанной штабом маршала Тимошенко[426]
. Одновременно с наступлением в районе Духовщины войска Резервного фронта под командованием маршала Жукова проводили Ельнинскую наступательную операцию. Обе они закончатся в сентябре. Потери обеих сторон были примерно равны. Немцы уступят Ельню, Ярцево, Батурино и другие населённые пункты. Продвижение фронтов окажется незначительным. Немцы удержат оборону, но потеряют нечто бóльшее — уверенность в том, что война в России завершится, как обещал фюрер, быстро и триумфальной победой в Москве»[427].Но и для Красной армии решающие победы были ещё впереди…
«Войска 30, 19, 16 и 20-й армий 1 сентября перешли в наступление, но у них не хватило сил и средств, чтобы сломить сопротивление врага. За девять дней упорных боёв они продвинулись лишь на несколько километров. 10 сентября маршал Б. М. Шапошников[428]
передал командованию фронта указание Ставки прекратить атаки и перейти к обороне на занимаемых рубежах»[429].А чем в то самое время занимался начальник особого отдела армии? Как мы уже говорили, одной из важнейших задач, решаемых в то время военными контрразведчиками, была борьба с дезертирами — точнее, с дезертирством, как явлением. И вот — уникальный документ, свидетельствующий о том, что относительно этого вопроса мы имеем весьма смутное представление — разъяснение Главного военного прокурора о порядке ареста дезертиров и лиц, вернувшихся из плена:
«Дезертиров и лиц, вернувшихся из плена, особые отделы вправе арестовывать без предварительной санкции прокурора. Однако при дальнейшем производстве следствия аресты эти должны оформляться санкцией ВП[430]
, разумеется, при наличии к тому оснований.Лица, сдавшиеся в плен без сопротивления, являются изменниками, и только поэтому подлежат строжайшей ответственности, не говоря уже о том, что среди возвращающихся из плена немало завербованных фашистами для шпионской и диверсионной работы.
Лица, вернувшиеся из плена, могут быть освобождены от ответственности лишь в том случае, если следствием будет доказано, что они попали в плен, находясь в беспомощном состоянии, и не могли оказать сопротивления и что они из плена не были отпущены противником, а бежали или были отбиты нашими войсками (партизанами)»[431]
.В общем, всё должно было осуществляться в рамках закона. Хотя и сурового, но всё равно… Часто говорится о том, что подвергались репрессиям все попавшие в плен, однако из этого документа, подписанного дивизионным военным юристом — специальное звание, соответствующее званию комдива или старшему майору госбезопасности — Носовым[432]
, следует, что не «попавшие», но сдавшиеся в плен. Есть разница? А таковых людей, к сожалению, в начале войны оказалось огромное количество.Но вот что пишет в своей книге «На рубеже исторических перемен» участник тех самых событий генерал-лейтенант Иван Лаврентьевич Устинов:
«В армейской среде, в том числе у командного состава, ещё длительное время сохранялось состояние неуверенности в способности вести успешные бои с сильным и наглым противником, в правильности принимавшихся решений. Только ожесточённые, а потом и победные бои под Москвой придали советским воинам уверенности в разгроме захватчиков»[433]
.Обращает на себя внимание такое определение, как «наглый противник». Почему именно так?
25 сентября 1941 года руководству Западного фронта был представлен доклад генерал-лейтенанта Калинина[434]
, в котором этот опытный военачальник объективно оценивал и сравнивал сильные и слабые стороны вермахта и РККА. В частности, он писал:«Основное, что определяет все рода войск, особенно пехоту, — это боязнь потерь. Явление это резко выражено, оно заставило германское командование отступить от классических форм ведения операции и боя… Неспособность наступления на подготовленную оборону. Это, по-видимому, связано с недостатком артиллерии. Боязнь ночных действий, боязнь штыка и, как следствие, не применяют контратак…