Герои Таганрога

Пока перепуганный арестом Василий, запинаясь от волнения, отвечал Адлеру, Мюнц пристально разглядывал арестованного. Перед ним стоял восемнадцатилетний белоголовый деревенский паренек. Когда все формальности протокола были соблюдены и Копылов расписался в том, что предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний, Мюнц снял пенсне и отрывисто произнес несколько немецких слов.

— С какой целью вы перешли линию фронта? — перевел Адлер.

Копылов замотал головой:

— Я не переходил. Я там не был.

— Где не был? — переспросил Адлер.

— Не был я на той стороне.

— Зачем ты врешь? Нам все про тебя известно. Ты ушел из Михайловки и больше месяца тебя не было в селе.

— Да я же в город ходил, в Мариуполь, на работу хотел наняться...

Ответ Копылова Адлер перевел Мюнцу. Тот, не спуская глаз с арестованного, укоризненно покачал головой и, выдвинув ящик письменного стола, достал измятый паспорт. Потом он что-то объяснил Адлеру, передал ему паспорт и вновь уставился на Копылова.

— Господин гауптшарфюрер говорит, что ты можешь сохранить себе жизнь только правдивым признанием, а ты врешь с самого начала допроса, — сказал Адлер. — Я повторяю, что нам известно о тебе все. Мы знаем, что ты был на территории советских войск и вернулся обратно с заданием советского командования.

— Неправда. Не было этого. Я не ходил через линию фронта и ничего про это не знаю, — упрямо мотал головой Копылов.

— Тогда полюбуйся! — Адлер поднес к глазам Копылова развернутый паспорт. — Тебе знаком этот человек? Это Козин. Алексей Козин. Он вчера приземлился в районе Таганрога и сразу попал в наши руки.

Копылов вздрогнул и отшатнулся назад. Потом сразу попытался взять себя в руки. От пристального взгляда Мюнца не ускользнуло ничего. Он довольно улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

Еще утром, когда Мюнц пришел на службу, штурмбаннфюрер Биберштейн передал ему документы погибшего русского парашютиста. И Мюнц решил использовать их при допросе Копылова. Он разглядывал побледневшее лицо парня, видел его растерянность и не торопился со следующим вопросом. Пусть помучается ожиданием. Наконец он заговорил:

— Алексей Козин тоже молод и хочет жить, — начал переводить Адлер. — Поэтому он рассказал нам все. Этим он сохранил себе жизнь. Господин гауптшарфюрер может пригласить его сюда, для очной ставки. Но раньше господин Мюнц хотел бы дать тебе возможность самому загладить свою вину и раскаяться. Ты еще молод, и поэтому он хочет сохранить тебе жизнь. Но это зависит от твоего правдивого признания. Мы тебя слушаем, Копылов.

«Как быть?.. Козин предал. Они уже все знают», — в растерянности думал Копылов.

Еще ночью, в машине, когда два немца везли его из Михайловки в Таганрог, он мысленно искал причину своего ареста. Сначала он подумал, что провалилась подпольная группа. Но тогда почему арестовали его одного? С Шубиным и Акименко он виделся вечером буквально за несколько часов до прихода немцев, предъявивших ордер на его арест. А вдруг дознались про ящик с патронами? Ведь это он вместе с Шубиным выкрал эти патроны из полицейского участка. Опять же взяли бы сразу и Шубина. Значит, об этом они еще ничего не знают. Может быть, попались его новые таганрогские друзья — Василий Афонов и Максим Плотников? Но в этом случае немцы забрали бы и Акименко.

Находясь уже в камере, Копылов до самого утра в мучительном напряжении строил различные догадки. Он тщательно обдумывал ответы на вопросы, которые могут задать ему немцы. Но до самой последней минуты ни разу не вспомнил про Алексея Козина. И теперь от неожиданности растерялся. Он поверил, что Козин действительно мог назвать его имя, но главное, почувствовал, что и следователь и переводчик увидели его замешательство.

Решив проверить, какими сведениями располагают немцы, он виновато посмотрел на гауптшарфюрера Мюнца, на фельдфебеля Адлера и сказал:

— Испугался я. Боялся признаться. А теперь правду скажу. Был я на той стороне. К брату в Ростов хотел пробраться. Только поймали меня там... Две недели в сараюхе под арестом держали. Убег я от них, обратно домой подался...

— Это уже больше похоже на правду, — улыбнулся фельдфебель Адлер и тут же перевел Мюнцу признание Копылова.

Допрос продолжался около трех часов. Немцы расспрашивали Копылова о том, что он видел на советской земле, снова и снова настаивали на том, чтобы он признался, по чьему заданию шел через линию фронта, где и когда встречался с Алексеем Козиным. Но ни разу не назвали они Василия Афонова или Максима Плотникова, не спрашивали и об Акименко. Копылов понял, что немцам известно немногое. Он оправился после первого замешательства и продолжал прикидываться простачком. Сверх ожидания следователь и переводчик вели себя довольно корректно. Никто из них ни разу не повысил голоса. Они только старались поймать Копылова на слове. «Не проговориться бы, не назвать товарищей», — мысленно твердил себе Василий. И он выдержал. Кроме признания, что он был на той стороне, немцам ничего от него не удалось добиться. Когда допрос был закончен, фельдфебель Адлер перевел последние слова Мюнца: