Герой того еще времени

И вот толпы «охотников» от искусства гоняют по полям и лесам в надежде подстрелить удачу. И все рассуждают об образе, сверхзадаче, запросе зрительской аудитории… Но, к сожалению, по пальцам можно пересчитать артистов, которые были сконструированы по лекалам продюсеров. Чаще удача приходила случайно, и если актер был талантлив, в дальнейшем успех просто закреплялся. И уже потом можно было рассуждать о стратегии завоевания высот зрительской симпатии.

Я тоже был в длительном поиске, не очень понимая, каким хочу быть на сцене. Мои устремления были направлены в разные стороны и даже иногда приносили мне определенные дивиденды. Кто-то говорил: «Ты в этой песне в ноль был как Леннон». Почему в ноль, а не один в один, я не выяснял, да и быть похожим на одного из битлов было мечтой.

Но однажды я забыл напялить на себя свою (пусть и не очень добротную) имиджевую одежку и начал петь на сцене так, как я это делал в обычной компании. А надо заметить, что, как правило, там находилась какая-либо девушка, которой мне хотелось понравиться. И вот после моего песнопения компания, то есть зрительный зал, отреагировала совершенно по-новому. Я это почувствовал и задумался. «Так и надо… Петь, не напяливая на себя чей-то, пусть даже очень привлекательный, образ. Мой имидж – отсутствие имиджа», – решил я. Но это касалось моей одежды, моей прически. А состояние, внутреннее состояние, когда я пел… Оно, конечно же, менялось. Но зритель этого не понимал, вернее, не хотел в это вдумываться и желал часто видеть меня в жизни таким, каким хотел видеть.

Фанатка

Однажды я решил, чтобы убежать от доставших пробок, особенно беспощадных к автомобилистам в воскресенье вечером, вернуться с дачи в Москву ранним утром. Было в разгаре лето, и в пять утра я оседлал свой автомобиль и рванул в сторону столицы. Как говорят, самый глубокий сон у людей в предрассветные часы, и шоссе было практически пустым. Я еще не успел удалиться от своей дачи, как из утреннего леса навстречу мне вышла женщина, голосуя, чтобы я ее подбросил. Обычно, во избежание разных неприятностей, я никого не подвожу… Но это обычно… А в этот раз нога нажала на тормоз, прежде чем голова трезво оценила ситуацию. Я приоткрыл окно со стороны пассажирского кресла и пробормотал:

– Я в Москву.

Ни слова мне не сказав, женщина открыла дверь автомобиля и плюхнулась на сиденье. Я тронулся с места, и машина послушно набрала свои сто километров в час. Я продолжал находиться между сном и явью, плавая где-то в своих мыслях. Насколько я успел разглядеть свою пассажирку, она была возрастом где-то около сорока, внешность и одежда были настолько непримечательны, что, случись что, я бы ни в жизнь не смог составить ее фоторобот. Какое-то время мы ехали молча, а потом я почувствовал, что женщина меня разглядывает со все большим вниманием. Наконец, я услышал ее голос:

– Я не ошибаюсь?

– Не знаю, о чем вы думаете, поэтому мне трудно судить, – ответил я, не особенно желая втягиваться с утра в беседу.

– Вы же певец? Вы же по телевизору выступаете?

– Это иногда со мной случается…

– А чего это вы совсем не улыбаетесь, обычно вы так приятно поете, что любо-дорого смотреть.

– Да утро еще… Не проснулся я…

– Что значит, не проснулся? Вы же артист?

– Да, иногда меня так называют.

– Тогда улыбайтесь! – с напором сказала спутница.

– Да я как бы не на работе.

– Не на работе… Я же вас не петь прошу, а улыбаться, ну как это…

– Женщина…

– Что женщина, да, я – женщина. Что, я вам так противна, что вы мне не улыбаетесь?

– Вы с мужем поругались? Он что, вас из дома выгнал?

– А это не твое дело, – без предупреждения перешла на «ты» моя мучительница.

– Извините, может, я бестактен со своей шуткой насчет мужа?

– Знаешь, я за себя могу и постоять, в рыло схлопочешь моментально.

– Милая, давай без агрессий.

– Я с тобой на брудершафт не пила, чтобы ты ко мне на «ты» обращался.

– Спасибо, Господу, что он послал мне на дороге встречу с вами, я теперь точно не засну за рулем.

– Я всегда знала, что артисты хамы, пьяницы и фонограмщики.

– За что? – вырвалось у меня, хотя я уже подумывал о решительных действиях.

– Сам знаешь, за что, за все ваше презрительное отношение к нам… Дармоеды!!!

– Слушайте, почему вы всю дорогу мне хамите? Вы дождетесь, что я вас высажу посреди поля, – начал заводиться я.

– Никуда ты меня не высадишь, довезешь меня до места, до Голицына.

– Ну, слава Богу, что не до Москвы, а то я бы сошел с ума.

Я угрюмо замолчал, и мы какое-то время ехали, как надоевшие друг другу до чертиков супруги. С приближением Москвы количество транспорта увеличивалось, и не нужно было анализировать свое поведение и ругать себя последними словами.

Мы проехали Бутынь, через два километра Голицыно. Моя оппонентка начала злобно рыться в сумочке. Что-то там нашла и сидела в этаком ожидании последнего и решительного боя.

– Голицыно, – голосом диктора из метрополитена произнес я.

– Возьмите, – протянула мне деньги пассажирка.

– Спасибо, не надо… Я не занимаюсь извозом.

– Вы меня оскорбляете, возьмите!

– Еще раз повторяю, я вез вас не за деньги.