Герой туманной долины

Они вышли почти неслышно, зная, что их провожают взглядами, оставив за спиной все, что накопилось в душе, вместе с противным скрипом входной двери, в которую — Шеннон знал точно — он больше никогда не войдет.

Возвращаться в бар, где раньше коротал вечера, он больше не хотел так же сильно, как не хотел видеть лица, которым раньше приветливо улыбался. Он их, наверное, перерос, и надобность в них теперь отпала — у него сейчас было нечто куда большее: шагало рядом и светилось охрой, не переставая улыбаться. Он сказал не то, что планировал, позволил Шеннону-До, который однажды ночью скрылся в темноте, встать за своей спиной и указать путь, позволил ему разорвать исписанные каллиграфическим почерком зарисовки будущей речи говорить от сердца так, как сердце жаждет сейчас, не сожалея и не ограничивая себя.

Ветер стих, а небо быстро потемнело, позволяя уличным фонарям зажечься. Те в мгновение осветили аллею, приветливо моргнув проезжающей по дорожке веренице велосипедистов, заставив болтающих на скамейках людей вскинуть головы от неожиданности и почему-то улыбнуться.

Шеннон держал «Биографию неизвестного» в руках весь вечер и возвращать ее на дно портфеля не спешил, пока они с Деллой шли по набережной, большими глотками опустошая бумажные стаканчики с латте, что обжигали пальцы.

— Ты справился, — прошептала девушка наконец, с прежним воодушевлением глядя на друга.

Тот не удержался от улыбки. Вот оно, его личное «куда большее».

— Я понял, почему блуждал так долго и почему кроме тумана ничего не видел, — начал Шеннон, не оборачиваясь к Делле, глядя себе под ноги. — Не верилось, что эта боль от прикосновений, эти яркие краски, режущие глаза, могут прятать под собой что-то светлое и достижимое. Быть может, из-за официантки, несчастье которой увидел первым, быть может, от моего собственного страха или нежелания видеть красоту аур, но… — Он не заметил, что улыбается и сильнее сжимает руку Деллы в своей. — Мне кажется, теперь я готов взглянуть на мечты под другим углом. И если проклятье перестанет быть проклятьем, обернется для меня даром и откроет другую свою сторону, возможно, я наберусь сил рассказать свою историю? — Юноша наконец поднял голову и заговорщицки подмигнул подруге.

— Ты вправду решил вернуться? — Та подхватила Шеннона под руку, глядя, как сильнее растягиваются уголки губ. — Не может быть!

И она вдруг стала той прежней Деллой — подскочила на месте, громко засмеялась, воздев руки к вечернему небу, принялась кружиться вокруг довольного юноши, глядящего прямо перед собой на покрытую брусчаткой дорожку, бегущую вдоль реки.

Он не оборачивался к подруге, только крепче переплетал их пальцы, когда она касалась его руки, прокручивал в голове в сотый раз два четверостишия, которые пришли к нему утром, которые впопыхах записал, сначала их смысл даже не поняв.

Шеннон начал тихо их зачитывать.

И всюду я ищу знакомые, родные лица,
Особенно в толпе столь неприметной, серой,
Которая стремительной волной заполонила улицу,
Что с детства грела сердце верой …

Делла остановилась, уставилась на него с недоумением, которое с каждой строчкой, долетавшей до ее слуха, сменялось мягкой улыбкой. Она понимала, о чем он читает, вероятно, догадывалась и о словах, прячущихся за наспех рифмованными строчками.

А он все так же смотрел поверх ее головы, стараясь не возвращаться к серым глазам, которые стремились его поглотить.

Как думаешь ты, странник, можно ли
Быть близким с кем-то до минуты встречи?
Я буду честен — да!
Особенно с того мгновенья жизни,
Когда шумит в ветвях осенний вечер…

Он замолчал, опустил взгляд на свои ботинки. Делла стояла слишком близко.

Кто-то однажды создал их родными. Кто-то, кто точно знал, как сильно они понадобятся друг другу в определенный момент жизни.

— Не говори ничего, ладно? — попросил Шеннон, пытаясь стереть с лица смущенную улыбку, которая так запросто выдавала то, что он пытался скрыть. А скрывать уже и не следовало вовсе.

Девушка сделала еще один шаг вперед, привстала на носочки и, еле касаясь лба парня, убрала упавшую на его глаза кудрявую челку.

— Красиво, — прошептала она.

— Что именно?

— Ты.

— Вообще-то, я должен был тебе это сказать, — усмехнулся Шеннон, не понимая, почему как у подростка трясутся колени и так сильно горят в вечерней прохладе щеки.

— Пока соберешься, я состарюсь, — шире улыбнулась Делла, подмигнув.

«А ты права…» — подумал Шеннон, осмелившись посмотреть ей в глаза и стараясь взор больше не отводить.