Герои умирают

В песни Пэллес звучала мелодия ее отчаяния, которое заставило ее нырнуть так глубоко и искать в таких далях. Река не поняла, почему люди хотели причинить ей боль и почему она боялась их; жизнь и смерть были для нее одним бесконечным колесом. Там зачем же противиться возвращению в землю, из которой вышел?

Но Пэллес все равно попросила:

— Пожалуйста, Шамбарайя, спаси нас. Покажи свою силу.

— Не могу. Совет младших богов, остановивший Джерета Богоборца, не позволяет мне этого.

«Что за младшие боги?» — подумала Пэллес и услышала в ответ:

— Ваши боги, те, к тому требует от людей служения, те, кто занимается делами смертных, те, кто достаточно мал, чтобы думать, и развлекается, манипулируя своей властью.

Пэллес прекрасно поняла: Шамбарайю не волновали жизни отдельных людей. Для реки человеческая жизнь значила не больше жизни самого маленького пескаря — не больше, но и не меньше. Для реки любая жизнь была жизнью. Что же могла предложить ей чародейка, дабы убедить ее? У реки было все необходимое, Пэллес этого вполне хватало. И она взмолилась;

— Сделай меня своей служительницей. Дай мне малую толику своей власти, и я стану твоим голосом. Я научу людей почитать тебя.

— Мне не нужен голос. Людское почитание — пустой звук. Твоя просьба бессмысленна. Песнь не может просить саму себя о власти.

Песнь не может просить саму себя о власти… Пэллес была песней; просить реку о силе было все равно что просить собственную руку сжаться в кулак. Все преграды были созданы лишь ее человеческой сущностью, разделением мира на Пэллес Рил и Шамбарайю.

Когда чародейка поняла это, последние остатки отделенности от мира исчезли, словно унесенная порывом ветра паутина.

Все было неразрывно — и желание Пэллес стало желанием реки.

Теперь Пэллес сосредоточилась на одной ноте своей песни, где были кудрявые волосы, голубой плащ и серые мундиры. Они казались очень маленькими и находились далеко — но они были. Пэллес ощутила спрятанные в барже жизни так же просто, как ощущала ранний снегопад в Божьих Зубах и схватку форели и карпа в дельте Тераны. Она увидела, что опасность, угрожавшая людям на барже, совсем невелика; чтобы спасти их, необходимо всего лишь унести баржу, а уж это было для нее естественным занятием.

Разве не была она рекой?

Пэллес вдохнула, и поток, катившийся от гор до моря, застыл всей своей массой,

Пэллес выдохнула, и вокруг нее собралась Сила, превосходившая всякое воображение.

12

Дикая девка вытащила ножи и снова приблизилась, размахивая ими с невероятной скоростью. На лице застыла сосредоточенность. Берн позволил ей подойти ближе и стал выжидать; когда она оказалась в пределах досягаемости, он нанес удар, целясь в голову. Женщина ускользнула — несмотря на всю магическую Силу Берна, Косалл оставался большим и довольно неуклюжим оружием.

Когда она нырнула под меч, Берн ударил ее ногой в ребра, сконцентрировав свою защиту на солнечном сплетении, чтобы помешать ей воткнуть туда нож. Кончик ножа пронзил камзол графа и скользнул по коже. Удар ногой достиг своей цели и отбросил девушку словно куклу; она покатилась по мосту.

Затем встала, пошатываясь, и облизнула окровавленные губы. Похоже, удар повредил внутренности. Однако она ухмыльнулась и показала на ногу Берна.

— Ты не неуязвим, — заметила она.

Берн посмотрел вниз. Дикая девка рассекла ему ногу, которой он пнул ее, рассекла вторым клинком. Порез был неглубоким, он только рассек кожу. Брюки мгновенно намокли от крови.

— Может быть, — ответил он, — но я ближе к этому, чем ты.

Он рванулся в атаку. Даже раненная, эта девушка была неуловима — она двигалась с нечеловеческой скоростью, ускользала из-под ударов на какой-то дюйм и постоянно наносила удары сама, не блокируя и не отражая ни одного выпада противника.

Схватка превратилась в танец, в стремительную пляску. На лбу и плечах Берна выступил пот. Дикая девка отклонилась, пропуская Косалл в дюйме от своего носа, а потом ринулась вперед, размахивая ножами. Еще одна струйка крови потекла по телу Берна, прежде чем он успел ударить снова. Он никогда не видел бойца лучше, чем эта девушка, но мастерство — еще не все, что нужно в бою. Мастерство не могло спасать ее вечно — внутренняя травма, о чем свидетельствовала стекающая с подбородка кровь, должна была замедлить ее движения. Берн не сомневался в итоге схватки.

Все закончилось невероятно быстро. Посреди броска Берн заметил, что выражение сосредоточенности исчезло с ее лица, рот приоткрылся, а глаза расширились. Берн ушел в выпад и тотчас вонзил дрожащее лезвие Косалла прямо ей под пупок.

— О Великая Мать! — выдохнула девушка.

Берн прижался к ее ослабевшему телу и поцеловал в окровавленные губы, смакуя их мягкую полноту и медный привкус крови. Потом отступил назад и повернул меч.

Она задохнулась и упала на колени. Берн еще отступил и, тяжело дыша, смотрел, как она пытается ощупать смертельную рану, смотрел, как из огромной дыры ее внутренности падают на землю и на камень моста. Ее лицо выражало неверие.