39
Тен-Сун был в ужасе.
Казалось, само небо разбилось на осколки, и теперь они сыпались и сыпались на землю так, что рябило в глазах. Кандра находился на вершине открытого всем ветрам холма, но даже тут земля была укрыта слоем пепла, под которым погибло все живое. Пепел ложился на ветви деревьев, и они ломались от тяжести.
«Как же они могли этого не увидеть? Как они могут прятаться в Обиталище, отсиживаться, будто в норе, когда наверху все умирает?»
Но Тен-Сун прожил на свете сотни лет и отчасти понимал усталое самодовольство Первого и Второго поколений. Иногда он и сам чувствовал нечто похожее. Хотелось просто переждать. В покое, в уютном Обиталище. Он повидал мир — он видел столько, что ни один человек или колосс не смог бы с ним сравниться. Зачем же ему понадобилось снова отправляться в путь?
Вторые считали, что Тен-Сун послушнее своих собратьев и охотнее следует традициям, потому что всегда с готовностью покидал Обиталище, чтобы исполнять Договоры. Второе поколение судило о нем неправильно. Тен-Сун служил не из-за того, что был покорным. Он делал это из страха — боялся стать таким же безвольным и равнодушным, как Вторые, и увериться, что Верхний мир не имеет никакого значения для народа кандра.
Покачав головой, Тен-Сун поднялся и, вздымая тучи пепла, прыжками понесся вниз по склону холма. Хоть события и приняли устрашающий оборот, кое-что его все же радовало. Тело волкодава было как родное. В нем присутствовало много силы, оно казалось созданным для движения — ни одно человеческое тело не могло с ним сравниться. Тен-Сун чувствовал себя так, словно эти кости были созданы специально для него. Разве могло быть что-то более подходящее для кандры, охваченного неизлечимой жаждой странствий? Кандры, который чаще других покидал Обиталище, служа ненавистным хозяевам из страха сделаться самодовольным лентяем?
Он пробирался сквозь редкие рощицы, бежал мимо холмов, надеясь, что не заблудится. Пеплопады для любого кандры означали очень многое. В легендах их народа говорилось о том, что должно было последовать за ними. Первый договор, Сокровенность… Неужели, для большинства кандра, все это утратило смысл?
Но ведь легенды возникли не просто так. Тен-Суна тогда еще не существовало, однако он успел узнать Первое поколение, а растили его Вторые. В то время Первый договор, Сокровенность и Обещание были не просто словами. Первый договор являлся руководством к действию. В нем говорилось, что следует предпринять, когда мир начнет разваливаться на части. За церемониями и иносказаниями в нем таилось нечто большее. И разумеется, это пугало многих кандра. И было куда приятней считать Первый договор категорией философской, отвлеченной, поскольку реальный его смысл означал, что народу кандра придется пойти на великие жертвы.
Тен-Сун остановился; слой черного пепла доходил ему до колен. Местность, куда он попал, казалась смутно знакомой. Повернув на юг и пробравшись через маленькую лощину, усыпанную почерневшими от сажи камнями, кандра отыскал место, где побывал больше года назад. Место, куда он пришел после того, как обратился против Зейна, своего хозяина, и покинул Лютадель, чтобы вернуться в Обиталище.
Вскарабкавшись на скалы, Тен-Сун обогнул каменный выступ и затрусил по слежавшемуся пеплу, который крошился под лапами, выбрасывая в воздух облачка мелких хлопьев.
Хотя пепел и изменил пейзаж, очень скоро он нашел то, что искал, — углубление в скале, где задержался год назад. Помогло Благословение Ясности. Без него Тен-Сун бы не справился.
«Я бы сошел с ума без него…»
Именно Благословение становилось для туманного призрака началом истинной, разумной жизни. Каждый из сородичей Тен-Суна получал одно из четырех Благословений — Ясности, Силы, Стойкости или Бдительности. Не имело значения, которое из них получал кандра: любое Благословение даровало туманному призраку ясный рассудок и превращало совсем в другое существо.
Вдобавок к разуму каждое Благословение давало силу. Правда, ходили слухи, будто некоторым кандра удавалось заполучить другие Благословения, отнимая их у своих собратьев.