Герой веков

О подобном говорил Кельсер. И Вин тоже. Сэйзед не ожидал, что когда-то испытает схожее чувство. Отчего случившееся так больно ранило, отчего он чувствовал себя обманутым? Он же не похож на остальных. Уверенность в этом не была порождением гордыни — он просто знал, что все именно так и есть. Он прощал людям ошибки — быть может, и зря. Он был не способен злиться.

Потому и решил, что никогда не ощутит чего-то подобного. Потому и оказался не готов — подвело то единственное, что Сэйзед считал совершенным.

Он утратил веру. Если бы он верил, это означало, что бог — или вселенная, или некая иная сущность — потерпел неудачу. Лучше уж поверить, будто ничего и никого на самом деле не существует. И тогда все напасти превращались в простые совпадения. И никакое божество, потерпевшее неудачу, не имело к ним отношения.

Сэйзед посмотрел на открытую книгу и заметил выглядывающий между страниц листок бумаги. Вытащил и с удивлением понял, что это набросок цветка, который ему дала Вин, — тот самый, что принадлежал жене Кельсера. Рисунок был ее последней надеждой: он напоминал о мире, который существовал до пришествия Вседержителя.

Сэйзед запрокинул голову. Деревянный потолок освещали красные отблески рассвета.

— Почему? — прошептал террисиец. — Чем я такое заслужил? Я изучил о тебе все. Я знаю пятьсот разных религий и верований. Я нес твое учение, в то время как другие уже тысячу лет о нем и не вспоминали. Так почему же именно я утратил надежду, тогда как остальные все еще верят? Почему это случилось со мной? Разве не должны были защитить от подобного мои знания?

Но именно вера и сделала его уязвимым.

«Вот что такое доверие. Ты наделяешь другого властью над собой. Позволяешь ему сделать тебе больно», — понял Сэйзед.

Вот почему он отказался от метапамяти. Вот почему решил перебрать все религии одну за другой в поисках совершенства. В поисках того, что не подведет.

Все складывалось. Лучше не верить, чем поверить и обмануться. Сэйзед опустил голову. С чего это он решил, что может разговаривать с небесами? Там ведь никого не было.

Там никогда никого не было.

В коридоре раздались голоса Бриза и Тен-Суна:

— Мой дорогой песик. Ты ведь не собираешься остаться еще на день.

— Нет. Я должен отыскать Вин как можно скорее.

«Даже кандра, — подумал Сэйзед. — Даже нечеловек способен верить, а я нет».

Он зажмурился, но две слезы все равно скатились по щекам. Разве кто-то способен понять? Осознать, насколько болезненным оказалось крушение веры? Он же верил по-настоящему. А когда надежда была нужнее всего, ощутил взамен пустоту.

Хранитель закрыл книгу, захлопнул папку, запирая внутри бестолковые записи. И повернулся к очагу. Лучше уж все сжечь.

«Вера… — вдруг произнес в его голове голос из прошлого. Это были его собственные слова, адресованные Вин в тот ужасный день, когда умер Кельсер. — Вера — это не то, что существует только в спокойные и ясные времена. Чего вообще стоит вера, если ты отказываешься от нее после неудачи…»

Каким же он был наивным.

«Лучше поверить и обмануться, — возразил шепот Кельсера. Это была одна из его любимых фраз. — Лучше полюбить и испытать боль».

Сэйзед стиснул книгу. То, что в ней написано, в любой момент мог изменить Разрушитель.

«А в него я верю? — в растерянности подумал Сэйзед. — Я верю в Разрушителя, но отказываюсь верить во что-то хорошее?»

Он стоял посреди комнаты, прижимая к груди книгу, и слушал, как переговариваются снаружи Бриз и Тен-Сун. Книга стала символом. Представляла то, каким он был раньше. Воплощением его поражения. Сэйзед снова поднял взгляд.

«Пожалуйста, — подумал он, — я хочу поверить. Я очень хочу. Просто… просто мне нужно что-то. Не тени и не воспоминания, что-то большее. Что-то осязаемое.

Что-то настоящее. Прошу тебя?»

— Прощай, гасильщик. Передай привет Вестнику.

Удаляющиеся шаги Бриза. Затем мягкие, едва слышные — Тен-Суна.

«Вестник…»

Сэйзед замер.

«Это слово…»

На миг он застыл, словно громом пораженный. Затем распахнул дверь и выскочил в коридор. Дверь ударилась о стену — Бриз подпрыгнул от неожиданности. Тен-Сун остановился возле лестницы, повернулся и уставился на Сэйзеда.

— Как ты меня назвал? — требовательно спросил террисиец.

— Вестником. Ведь это же ты указал на леди Вин как на Героя Веков? Выходит, это звание по праву твое.

Сэйзед рухнул на колени и швырнул на пол перед собой книгу, которую они написали вместе с Тиндвил. Распахнул и быстро пролистал в поисках одного определенного места, написанного его рукой.

«Я считал себя Святым Свидетелем — пророком, который должен был отыскать Героя Веков».

Слова Кваана, человека, который когда-то назвал Аленди Героем. Его записи являлись единственным источником сведений о религии Терриса. Именно из них Сэйзед и все остальные узнали о пророчествах про Героя Веков.

— Что это? — Бриз наклонился, просматривая страницу. — Хм. Похоже, ты ошибся, мой дорогой песик. Никакой не «Вестник», а «Святой Свидетель»…