Герои забытых побед

Но ещё не сразу довелось Лазареву стать в положение самостоятельного начальника. В Петербурге не хотели огорчить старика Грейга отставкою, а характер Лазарева, чуждый интриги, не домогался ускорить неизбежную развязку. Между тем в это самое время требовалась существенная услуга Черноморского флота. Ослабленная войною 1828–1829 годов, Турция находилась в критическом положении. Восстание египетского паши Мухаммед-Али и быстрые успехи его армии, уже грозившей Константинополю, побудили императора Николая Павловича к решительному поступку. Справедливо рассуждая, что для России гораздо выгоднее иметь слабого соседа, владеющего проливами, чем соседа сильного, предприимчивого, государь прибегнул к своеобразному способу положить предел успехам мятежника. С этой целью он избрал генерал-лейтенанта Н.Н. Муравьёва, который должен был отправиться в Александрию с выражением императорской воли прекратить неприязненные действия, грозя в противном случае вооружённою поддержкою Турции. Черноморскому флоту приказано было изготовиться для отправления в Босфор по первому требованию. Любопытные найдут подробности о ходе переговоров и занятиях десантного отряда в изданных «Записках» Н.Н. Муравьёва, им же составленных на основании ведённого дневника. Нам в данном случае интересны современные заметки умного и деловитого Муравьёва, относящиеся до Черноморского флота в 1833 году и до начальника эскадры М.П. Лазарева.

Для поездки Муравьёва в Египет ему был дан фрегат «Штандарт». Вот в каком состоянии находился фрегат, по показанию Муравьёва: «Фрегат наш дурно держался против ветра, который усилился до такой степени, что мы ничего не могли выиграть лавированием. Сделалась сильная буря, продолжавшаяся постоянно трое суток. Три главных паруса изорвало пополам; судно же раскачало до такой степени, что оказалась течь; гнилое дерево старого фрегата подалось под болтами, прикреплёнными к русленям, при коих держались ванты бизань-мачты; ванты ослабли, и мачта грозила падением; руль перестал действовать, что отнесли тогда к сильному волнению. Команда, мало приобвыкшая к своему делу, до крайности утомилась, так что люди однажды отказались было идти на марс для работ. Капитан судна Щербачёв хотя и не переставал быть деятельным, но не умел распоряжаться».

Надо было положить много энергии, чтобы отвести подобные порядки в область преданий. Вот почему нам особенно ценны показания Муравьёва о лазаревской деятельности в ту эпоху. Назначенный начальником эскадры Черноморского флота для вспомоществования союзной Турции, Лазарев с первым отрядом судов покинул 2 февраля Севастопольский рейд и 8 числа того же месяца бросил якорь в Босфоре. В пролив Лазарев вступил вопреки данным ему приказаниям, ссылаясь, по словам Муравьёва, на постоянную отговорку моряков — ветер. Последствия, однако, оправдали смелый поступок Михаила Петровича. Поставленный в близкие сношения с Муравьёвым, Лазарев, как можно судить по общему тону выражений автора «Записок», не пользовался его особенной привязанностью и главным образом, как кажется, возбуждал затаённое неудовольствие Муравьёва исключительной заботливостью о флоте. Но именно с этой-то стороны он нам и дорог. Лазарев не сделал ни одной ошибки, которая бы повредила ходу дел, а что он не занимался дипломатией, вовсе до него не относившейся, то это может быть вменено ему только в заслугу. Вот как, между прочим, выражается о Лазареве Муравьёв: «Лазарев сделался известным после Наваринского сражения, где он, командуя адмиральским кораблём „Азовом“, отличался деятельностью и храбростью. Он имел достаточное образование для морского офицера, был довольно начитан по части морского дела, путешествовал; но в занятиях своих до того времени едва ли выходил из границ звания командира корабля; ещё недолгое время был начальником штаба Черноморского флота, не обнял вполне новой обязанности своей и был взыскателен только по наружному отправлению службы. Он чуждался всяких сношений с турками, потому что обращение их казалось ему дико, и что необычайность такого рода сношений не соответствовала тем служебным занятиям, к коим он издавна привык. Пребывая в Босфоре, он много заботился об устроении судов, состоявших под его начальством; но затем не хотел или не умел вникнуть в обстоятельства того времени, а потому и устранял от себя все распоряжения, выходившие из круга его прямых обязанностей как командира эскадры».

Заметка эта, свидетельствующая о характере занятий Лазарева в Босфоре, как уже замечено нами, может и в остальном, то есть в отчуждённости его от не подлежащего ему круга ведения, служить только похвалою. Исполнив возложенную на него задачу, Лазарев в июне возвратился в Севастополь, причём ещё во время бытности эскадры в Босфоре произведён был в чин вице-адмирала, а по возвращении (1 июля) возведён в звание генерал-адъютанта.