– Я пришел говорить. – Ронину жарко в верхней одежде, но он не обращает на это внимания, ведь на плече у него сидит птица. – Хочу перетереть с боссом, дело важное.
На сей раз звук его голоса – не самый приятный звук, стоит признать – действует на ниппонцев точно команда вступить в бой. С десяток татуированных мужиков одновременно выскакивают из бочек и бросаются к презренному гайдзину.
По рангу, значит, они среди собравшихся самые что ни есть шестерки.
Ронин замирает, готовясь убить их всех.
Но оябун, седой худенький японец, как и его помощник, татуированный по самые уши драконами, змеиными телами и прочей лабудой с оскаленными мордами, взмахом руки велит своим людям не торопиться. Он уже хорошенько поддал, ему хочется позабавиться. Судя по хитринке, мелькнувшей в глазахщелках, он узнал визитера.
Оябун говорит пояпонски. Ронин не понимает. Еще не хватало знать язык тех, изза кого он лишился руки. Прихвостни оябуна хохочут.
У одного из них, толстопузого борца сумо, в руке сам собой оказывается нож. Не иначе как в складках жира прятал. Обращаясь к Ронину, но глядя как бы мимо него, тем самым подчеркивая, что гайдзин не более чем пустое место, сумотори говорит сначала пояпонски, потом поанглийски и, наконец, порусски.
– Вот тебе предмет для очищения, – с этими словами он бросает нож к ногам Ронина. – Ты удостоишься беседы с моим господином, только вскрыв себе живот.
Ронин молчит. Шутка вполне в стиле тех ушлепков с Окинавы, которых он вешал на ветвях цветущих сакур.
Сумотори принимает его молчание за испуг:
– Гайдзин, ты думаешь, что, вскрыв живот, ты умрешь и потому не сможешь говорить? Что ж, не судьба! – После этого он начинает смеяться, колышась всем своим подкожным запасом для производства первоклассного мыла. Остальные, не поняв ни слова из того, что он сказал, дружно хохочут. Стадо. Не стая.
Сямисэн не замолкает ни на миг.
– Не стоило повторяться, – Ронин наклоняется за ножом. – Я с первого раза все понял.
Он не успевает еще коснуться рукоятки, а слетевшая с плеча птица уже впивается оябуну в горло.
На остальных бросается Ронин – ведомый хозяином, он двигается очень быстро – быстрее, чем может человек. Мышцы потом будут гореть от страшного напряжения, суставы и кости тоже – хоть плачь. Но это потом. А сейчас ниппонцам кажется, что накинулся на них не человек, а дракон.
Опустив голову, будто ничего из ряда вон не происходит, гейша продолжает дергать струны. Везде кровь, все бочки наполнены кровью, чуть разбавленной водой. Распростертые тела вымараны алым.
Птица с интересом сует клюв в лужу саке на полу.
Сямисэн замолкает.
С треском выломав из инструмента гриф, в нижней части которого пряталось внушительное лезвие, гейша кидается на Ронина. Будь на его месте кто другой, ей бы повезло. Но однорукий в бою не владеет собой, он – лишь игрушка хозяина. Удар – и гриф выбит из руки, пролетает через все помещение, застревает в стене. Второй удар – гейша падает.
Однорукий бросает на пол возле нее нож. Тот самый, которым сумотори предлагал вскрыть живот.
– Хочешь сделать сэппуку? Я не возражаю. Но если нет, у меня есть к тебе деловое предложение.
Рука гейши – не хватает мизинца, он пошел в оплату за ошибку – сама тянется к ножу.
И замирает, не добрав какихто пару сантиметров.
* * *
Ветер пробирал до костей. Лицо покрылось тонкой коркой льда, которая трескалась, стоило только нахмуриться или открыть рот. Короткие волосы превратились в ледяную щетку. Были бы длинными – превратились бы в сосульки.
– Батя, слушай, – надо мной навис Патрик, запакованный в насквозь промокшую зимнюю одежду, – мне надо многое тебе сказать…
У меня зуб на зуб не попадал:
– А мможет, ппотом? А ссейчас ммы ппойдем кк ввертоллету, нна ккотором ттыы пприлетел?
– Нет никакого вертолета.
– Ттогда кк ледокколу?
По выражению лица сына я понял, что и эта версия оказалась неверной.
Если честно, сейчас меня мало заботило, что он хотел мне сообщить и как тут очутился. Пешком дошел или, расправив руки и взмахнув ими, прилетел сюда – без разницы. Я с удовольствием поговорю с ним об этом после того, как согреюсь. Мне срочно надо согреться. Я готов даже забыть о том, что завязал с выпивкой. Станчикдругой виски поможет мне смириться с поземкой и заморозками на почве.
– Батя, выслушай меня. И не перебивай! Это важно. Я знаю, что ты и Рыбачка организовали покушение на нашего Президента.
– Ааткуда тыы…
– Это сообщили маме, поэтому выведать было нетрудно, – уклончиво ответил Патрик. – Ей позвонил ктото с твоего номера, палач какойто, ну и…
Я нахмурился, и тонкая льдинка соскользнула с моего лба. Нетрудно? Да Милену пришлось бы пытать, чтобы выведать столь серьезную инфу. Подавив инстинкт самосохранения, я загнал желание оказаться в теплой ванне с чашкой кипятка в руке в отдаленный угол сознания. Что вообще происходит? Как Патрик справился с косаткой? Как он вообще мог тут оказаться? Как нашел меня бог знает где?
Слишком много вопросов. И ответы вряд ли мне понравятся.