Героическая эпоха Добровольческой армии 1917—1918 гг.

Он не был монархистом во что бы то ни стало, ни таким же республиканцем. Это был солдат и патриот. К сожалению, люди, стоящие близко к нему, любили говорить за него и создавали эти «легенды». Одним из них был так называемый «матрос Федор Баткин», который никогда не был ни матросом, ни Федором, так как евреев не принимали во флот, щеголявший голой грудью и ораторскими способностями.

Надо сказать, что «антураж» ген. Корнилова не прибавлял ничего к его заслуженной популярности. Вспомним Завойку, Добрынского, Баткина и даже начальника его штаба ген. Романовского, которого очень не любили в армии.

В его внешности меня поражали его руки, с большими пальцами, отогнутыми назад. Он был небольшого роста, но очень хорошо держался, лицо у него было простое и некрасивое, но маленькие глаза его были очень задумчивые и внимательные и как-то грустные.

Редкая улыбка была очень добрая.

Из личных кратких встреч с ним на походе я запомнил мое последнее свидание на одном из переходов за неделю до его смерти, когда он любовался на Екатеринодар с горы, окруженный своей свитой.

Журналистов на походе, кроме меня и моего брата А.А. Суворина, не было, если не считать неожиданное появление голландца Грондиса, корреспондента «Illustration». Этот необычайно энергичный человек был одно время пулеметчиком в отряде Чернецова и появился неожиданно в одной из станиц, чтобы так же неожиданно исчезнуть.

Грондис интервьюировал ген. Корнилова на походе для своего журнала и вынес впечатление, впрочем, как и все, кто встречал Корнилова, что это прирожденный вождь и водитель.

Оратор он был неважный, и в этом он много уступал как Алексееву, так особенно блестящему дарованию своего заместителя ген. Деникина.

Заканчивая эту главу, я привожу прекрасную речь, сказанную ген. Деникиным в первую годовщину смерти ген. Корнилова:

«Год назад русская граната, направленная рукой русского человека, сразила великого русского патриота. Труп его сожгли и прах рассеяли по ветру.

За что? За то ли, что в дни великих потрясений, когда недавние рабы склонились перед новыми владыками, он сказал им гордо и смело: уйдите, вы губите русскую землю!

За то ли, что, не щадя жизни, с горстью войск, ему преданных, он начал борьбу против стихийного безумия, охватившего страну, и пал поверженный, но не изменивший долгу перед Родиной.

За то ли, что крепко и мучительно любил он народ, его предавший, его распявший.

Пройдут года, и к высокому берегу Кубани потекут тысячи людей поклониться праху мученика и творца идеи возрождения России. Придут и его палачи.

И палачам он простит.

Но одним он никогда не простит.

Когда Верховный Главнокомандующий томился в Быховской тюрьме в ожидании шемякина суда Временного правительства, один из разрушителей русской храмины сказал: “Корнилов должен быть казнен, но когда это случится, придя на могилу, принесу цветы и преклоню колена перед русским патриотом”.

Проклятие им – прелюбодеям слова и мысли. Прочь их цветы. Они оскверняют святую могилу.

Я обращаюсь к тем, кто и при жизни Корнилова и после смерти его отдавал ему цветы своей души, сердца; кто некогда доверил ему свою судьбу и жизнь.

Средь страшных бурь и боев кровавых останемся верными его заветам.

Ему же вечная память».

X. В темную ночь

Мы уходили из Елисаветинской станицы поздним вечером. Около хаты, занимаемой ген. Алексеевым, я встретил ротмистра Шапрона.

Он был подавлен всем, что произошло. Мы сели с ним на завалинку и грустно курили. Ген. Деникин решил быстро увести армию из-под ударов большевиков, резервы которых все прибывали в Екатеринодар. Куда мы шли, точно не знали; знали только, что на север.

Кто-то оказался с нами рядом, и я спросил Шапрона по-французски, куда же мы идем. Он пожал плечами.

«В черную ночь?» – спросил я. – «Да, в черную ночь».

И так мы ушли, не зная куда, с чувством мучительного разочарования. Екатеринодар, казавшийся нам обетованным, принес нам только самые тяжелые разочарования. Здесь пал ген. Корнилов; здесь усталая армия разбилась о все новые силы большевиков.

Популярность Корнилова была огромная. Деникина мало знали, и это спешное отступление куда-то в неизвестность не могло не породить и страхов, и различных слухов, вплоть до возможности распыления армии.

Тяжелое впечатление произвело и известие об оставлении части раненых, которых безжалостно, зверски перебили большевики. Погибли и сестры милосердия, оставшиеся с ними.

Какое-то дьявольское счастье покровительствовало большевикам. Об этом мы говорили с Шапроном, и как часто, к сожалению, пришлось вспоминать этот разговор. Единственный снаряд, разорвавшийся на ферме, должен был убить именно ген. Корнилова, не тронув никого из его окружающих. Такой же снаряд, выпущенный наугад, окончил жизнь ген. Маркова в июле 1918 года. Ген. Алексеев умирает в момент торжества союзников. Если бы он был жив, нет сомнения, что его светлый разум, то уважение, которым он пользовался в союзных армиях, изменило бы отношение к нам союзников. А в то же время Ленин и Бронштейн живы и процветают.

Дьявол, этот князь мира сего, торжествует и радуется.