Да и о чем было говорить? Печаль и горечь, ненадолго отступившие при встрече с Немировским, вернулись в Серафимино сердце снова. Но что же? Там их место, и незачем тешить себя пустой иллюзией, будто это может перемениться.
Глава 10
Мартин предложил встретить Майю в аэропорту, но она отказалась. Из аэропорта в Кельн удобнее добираться на электричке, чем на машине, и чемодан у нее легкий, и в трамвай с ним войти несложно. Она попросила, чтобы Мартин встретил ее на остановке возле дома.
Кроме этих разумных доводов, был и неразумный: сердце у Майи замирало, когда она выходила из Центрального вокзала на площадь и перед ней, как целый мир, устремленный вверх, вырастал Собор. Это ощущение замирающего сердца было сродни волшебной сказке, и она дорожила им, как дорожат детством. Хотя ее детство не имело никакого отношения к Кельну, она и представить не могла, что когда-нибудь увидит этот город.
Майя выкатила из трамвайного вагона чемодан и сразу же оказалась в объятиях Мартина. Он был высокий, широкоплечий, улыбка освещала радостным светом и его лицо, и мир вокруг.
– Май-йа! – Он произнес это с таким счастливым удивлением, будто не мог поверить, что она действительно приедет. – Как хорошо, что ты здесь!
Майе тоже становилось хорошо сразу же, как только она его видела. Она окуналась в море его жизнерадостности, да, именно так. В присутствии Мартина эти слова переставали звучать пошло.
– Мартин, милый, здравствуй! – Майя поцеловала его. – Я тоже рада, что вижу тебя. Как мама? – спросила она.
– Ничего-о. – Он всегда тянул последние гласные в словах. Майя думала даже, что по-немецки положено так разговаривать, но когда изучила язык получше и прислушалась, как говорят вокруг, то поняла, что это лично его речевая особенность, и она сразу стала казаться ей приятной. – Вчера мы ездили в Юнкерсдорф, катались на лошадях, она немного не рассчитала силы.
– Упала с лошади? – встревожилась Майя.
– Нет, почему? Просто каталась немного дольше, чем следовало, и с утра у нее болел позвоночник, – обстоятельно разъяснил Мартин. – Но теперь все уже хорошо, она тебя ждет и приготовила к твоему приезду марципан.
Бетховенский парк, вдоль которого они шли к дому, был приятен глазу; Майя еще раз порадовалась, что отказалась от встречи на машине. В Кельне уже сияла весна, и просторные парковые лужайки были усыпаны первоцветами.
– Наши тюльпаны тоже еще цветут, – сообщил Мартин. – В этом году мы немного раньше вынесли луковицы из подвала, и мама беспокоилась, что к твоему приезду цветов уже не будет. Но все получилось хорошо, ты увидишь.
Да уж, этого невозможно было не увидеть! К своему увлечению тюльпанами Мартин приобщил маму, они вместе выбирали их по каталогу, ездили на выставки в Голландию, чтобы увидеть новые сорта воочию, и результат был налицо. Сиреневые, бледно-лимонные, ярко-оражневые тюльпаны цвели на клумбах под окнами дома – войдя в калитку, Майя обрадовалась им как живым людям.
– В саду, в саду ты увидишь, – улыбнулся и Мартин. – Там гораздо более впечатляющая картина.
Сад Майя увидела через стеклянную стену сразу, как только вошла в дом. Стол уже был сервирован к обеду, на белой кружевной скатерти нежно и тускло поблескивали рядом с тарелками серебряные приборы, горел огонек в фарфоровой штёвхен, на которой стояла стеклянная миска с теплым салатом, блики играли на бокалах для красного вина, похожих на большие мыльные пузыри.
И за всем этим тихим домашним великолепием, как пейзаж на заднем плане картины, сиял весенней красою сад, усыпанный, усеянный, устланный тюльпанами всех цветов, какие только бывают на белом свете.
Мама вошла в столовую из кухни. В открывающемся за стеклянной стеной пейзаже она была похожа на китайскую фарфоровую статуэтку. Каждый раз при взгляде на нее Майя думала: «Если я в маму, то всегда буду стройной и утонченной, даже в старости».
Старой мама, впрочем, не выглядела. Да и какая это теперь старость, семьдесят лет? По европейским меркам, не слишком даже и пожилой возраст.
– Майка, приве-ет! – радостно воскликнула она.
Майя улыбнулась. Мама стала растягивать окончания русских слов так же, как Мартин – немецких.
– Привет, ма. Видишь, самолет не опоздал, – сказала она. – А ты волновалась.
– Конечно, волновалась. – Мама быстро поцеловала Майю. – Менцели придут ровно в шесть, еле успеешь переодеться. А отдохнуть уже не успеешь.
– Я не устала, – заметила Майя. – От чего бы?