Герцеговина Флор

- Но и новые пока не настали, — заметил Кырла, выпуская разноцветные кольца дыма.

- Вот об этом прошу не беспокоиться! Как только мы избавимся от гитар и этого скворечника для птеродактилей… — Илюша брезгливо кивнул в сторону еще одного шедевра столярного искусства. — В общем, постучите по дереву.

И каждый попытался постучать по голове другого. Это мы так убого шутили.

С того дня к нам в зал стали постоянно приходить ребята с горящими глазами, и мы точно знали, кто зажигал их. Мы подолгу готовились к их приходу. Драили полиролем гитары, клеили дерматин, прикручивали таблички с надписями на иностранных языках. Если таковых не обнаруживалось, делали их сами. Остальное было в компетенции Илюши. В эти дни якак никогда раньше, верил в справедливость формулы «реклама — двигатель торговли». Покупатели сметали с нашей сцены все и, что самое главное, были довольны.

Мы стучали по дереву и держались за черное.

Наконец со сцены исчезло все, кроме того, что всегда носил с собой Илик. Мы заглядывали в щели, надеясь обнаружить какой-нибудь «фирменный» винтик, который можно будет толкнуть, как необходимую запчасть к фирменной аппаратуре. Однако поиски оказывались тщетными. Последнее, что было куплено у нас, — паяльник, каких навалом было в любом магазине. Его приобрели, как составную часть «уголка обслуживания» — металлического ящика с обрезками проводов, негодными штекерами, канифолью и оловом. Илюша оказался гениальным продавцом.

Мы собрались на совет.

- У нас два вопроса на сегодня. Состав группы и как жить дальше? Прошу высказываться! — и председатель, а им был, естественно, Илюша, начал говорить: — Нам на фиг не нужен никто другой! Лишний рот — лишние проблемы! Спросите у моей мамы. Что скажете?

Мы стучали по дереву.

- А вот, как нам зарабатывать… На те копейки, что мы получаем у директора Зеленого гороха, можно купить только уцененный патефон, — Илик затянулся «Беломором». — Надо пробиваться к пунктам общественного питания.

- В кабак я не пойду! — отрезал я. — Еще не хватало петь перед пьяными рожами.

- Я тоже не уверен, что моя семья будет от этого в восторге, — поддержал меня Кырла.

- А вас туда никто и не приглашает. Предлагаю пробиваться в кафе для среднего юношества. Деньги у них есть, родители дают. А напиваться в таких кафе нечем — один молочный коктейль. У вас пару дней на обдумывание, а я отправляюсь за басовым аппаратом. Со мной поедет…

Мы мысленно тянули руки к Илику, как первоклашки в школе.

С Илюшей полетел я. Во-первых, потому что был абсолютно свободен. Во-вторых…

Во-вторых, никто не мог понять, почему я абсолютно свободен. Никто из моих старых знакомых. Они не могли понять, что заставило меня отказаться от работы, ради которой я учился пять лет, почему я отказался от спорта, в котором подавал большие надежды. Получалось, что и учился, и тренировался я для того, чтобы, в конце концов, заниматься неизвестно чем. Для них неизвестно. Конечно, соревнования, с которых я привозил какой-нибудь диплом, зарплата, талоны на питание, заметки в газете со стереотипными заголовками «Вернулись с победой!» — все это казалось чем-то твердым, основательным и серьезным. А игра на свадьбах и танцах, купля-продажа аппаратуры и репетиции до утра — все это в глазах тех же людей выглядело каким-то легкомысленным и ненадежным.

Что же касается меня…

Я занимался любимым делом. И когда пел, и когда сверлил дырки для динамиков, и когда клеил дерматин, и когда по восемь часов проводил на сцене. Более того, я получал деньги за то, что занимался любимым делом. Ну, не очень большие деньги. Восемьдесят «рэ», как музыкант, плюс пятьдесят процентов от этих восьмидесяти «рэ» как человек, осуществляющий общее руководство. Хотя на самом деле их должен был получать Илик.

Может быть, я даром ел хлеб?

Игра в оркестре мало похожа на работу. Вкалывают на заводе, пашут, как папы Карло, на стройке, упираются на дорожных работах, когда сверху палит солнце, а под ногами — горячий асфальт. А мы репетировалина сцене Зеленого театра, пели и играли вечерами на танцах. Разве это работа? Но люди, которые приходили танцевать, были довольны нашей игрой! Значит, они были довольны нашей работой! И мы были довольны своей работой. Не всегда, но были. Получалось так, что моя работа приносила радость мне и другим. Что могло быть лучше?

И еще — ощущение праздника.

Музыка звучит в праздник. И наоборот, раз звучит веселая музыка, значит, праздник. Значит, все открывают окна и смотрят, кому это так хорошо? У кого это праздник? И мальчишки бегут за оркестром. И ощущение каникул и солнечного летнего дня, даже зимой. А поэтому оставьте меня в покое, это — моя жизнь, я так решил. Я живу в гармонии. Пусть это звучит как каламбур. И хватит о музыке!

«Не стреляйте! Я только играю на фортепьяно».

А спорт?