Герцог Бекингем

Сигиньяк и де Ро, лежали в траве, в тени старого дуба, наслаждаясь трелями птиц, когда шум баталии вырвал их из мягких лап утренней неги. Издалека, со стороны поддавшейся штурму крепости, прорываясь сквозь отголоски не затихавшей битвы, послышался приближающийся стук копыт. Все кто притаился в засаде, взялись за оружие. На лесной дороге показалось два экипажа, следующие один за другим, в окружении полторы дюжины всадников. Кавалькада подгоняемая страхом, в пылу бешеной скачки не щадила лошадей, пустившись в самый неистовый галоп, навстречу столь желанному спасению.

Грянул выстрел. Мушкетные стволы, торчащие из кустов, по обе стороны дороги, изрыгнули огонь, и рой свинцовых шмелей, пронзил пространство надсадным угрожающим жужжаньем. Под беспощадным градом перекрестного огня, конный кортеж был вынужден остановиться. Жуткие удары смертоносных сфер проникающих в плоть сквозь толщь кирас и ажур кольчуг, с треском кожи, и хрустом костей, сопровождались чудовищными возгласами, воплями, и стонами нарушившими идиллию утреннего леса, с беспощадностью ураганного ветра развеяв тишину. Пара лошадей, увлекавшая за собой шедший первым экипаж, рухнула словно подкошенные, оставляя след, в виде песчаного желоба, потащившись юзом по рыхлой дороге, поднимая клубы желтой пыли. Карета, летевшая вдогон сбитым пулями рысакам, разорвав упряжь, накренившись, на двух колесах проехала ещё не более десяти туазов, опрокинувшись, исчезла за пеленой дорожной персти. Несколько скакунов окружавших экипаж, что возглавлял эскорт, то ли укрощенные страхом, то ли почувствовав в груди горячий свинец, вставали на дыбы, и, прижав уши, издали предсмертный хрип, иные, лишившись седоков, испуганно попятились. Взмыленный соловый жеребец споткнувшись, покатился по краю дороги, смяв наездника уцелевшего после падения. Оставшиеся в седлах всадники, кому путь преградила лежавшая на боку карету, кружа на месте, беспорядочно палили во все стороны, демонстрируя панический страх, не позволявший организованно противостоять нападавшим. И лишь белая карета, что шла следом за первой, чуть поодаль от основной группы, воспользовавшись куролесицей внесенной вверженным в замешательство отрядом, съехав с дороги, проскочила западню, вильнув меж двух молоденьких елей. Обогнув холмы, разделенные ложбиной, на дне которой и пролегала лесная дорога, экипаж, объехав засаду, продолжил скачку, вернувшись на тракт в тридцати туазах от побоища, быстро исчезая меж пушистых лап деревьев.

Пока кавалерийский пикет мятежников сумевший вырваться из крепости Кро метался в панике и неразберихе, на дороге появился сержант Рамбитур. Выпустив заряд из пистолета, он выхватил шпагу, прокричав:

– Франция, вперед!

Из густой листвы кустарника, обрамлявшего неглубокую ложбину, высыпало с десяток кардиналистов, ощетинившихся клинками. Те из мятежников кто не успел спешиться, был сбит с седла протазаном или сошкой. Но постепенно преимущество, полученное за счёт внезапности, растаяло, а с ним притупился и наступательный пыл малочисленного отряда сторонников Его Преосвященства. Именно сторонников, так как вышколенных во множестве жестоких схваток гвардейцев кардинала в их составе, было всего пятеро, при условии, что в это число входят де Сигиньяк и де Ро. Зазвенели шпаги, завязался бой. В клубах пыли поднятой сражающимися слышались проклятия и божба, шелест клинков, лязг доспехов и звон шпор. Лошади без седоков беспорядочно сновали меж хрипящими в неистовстве людьми, намеревающимися любой ценой умертвить ближнего, не брезгуя ничем в выборе средств. Схватка постепенно перерастала в резню.

Перед де Сигиньяком оказались двое дворян, с яростью атаковавших виконта, тесня к лесу. На де Ро, набросился тощий, долговязый человек, в бежевом камзоле, щедро украшенном пуговицами и шнурами, каким отдают предпочтенье военные. Он со знанием дела, сбросив плащ, обвернул им свободную от шпаги руку, пользуясь ею как щитом. Луи, сделав шаг навстречу противнику, несколькими ударами наотмашь рассек пространство, чем охладил пыл долговязого.

После дуэли с месье де Флери, де Ро обрел некую уверенность, ни в коей степени не проявлявшуюся в высокомерии, но не позволявшую усомниться в собственных силах. Сия внутренняя твердость раскрыла в шевалье весьма незаурядного бойца, демонстрировавшего каскады техники, полученные им во множестве фехтовальных классов и школ родного Анжу, под присмотром далеко не худших учителей, чья наука, отточенная в междоусобных стычках, дремала до поры в молодом анжуйском Аяксе¹.

Обозначив несколькими блестящими парадами серьезность намерений, шевалье, не дав опомниться сопернику, перешел в атаку, и после изящного рипоста, поразил мятежника в шею. Алая кровь хлынула на дорогую ткань безупречного камзола. Схватившись за горло, долговязый упал на колени, тщетно намереваясь ладонями закрыть рану. Последний предсмертный хрип вырвался из его груди, и уже бездыханное тело опустилось на подстилку из влажного бархатистого мха.