Герцог Бекингем

И наконец, случился еще один инцидент (если его можно назвать таковым), окончательно омрачивший обстановку. Берберские пираты захватили английское судно прямо в территориальных водах Англии, неподалеку от мыса Лендс-Энд в Корнуолле. Некий Уильям Легг, ставший одной из жертв нападения, прислал письмо, содержание которого возмутило депутатов: там описывались грабеж и жестокость пиратов. На этот раз Сеймур напрямую выступил против главного адмирала, который должен был отвечать за безопасность страны: «Наберемся храбрости, чтобы сказать, кто виноват в этом. Мы доверяли герцогу Бекингему, стало быть, это именно его вина, его самого или его подчиненных. Безопасность королевства не должна находиться в руках людей, не способных отвечать за свои поступки» ^{305}.

Поскольку было ясно, что нового голосования по субсидиям не будет, а парламент становится все более беспокойным, Карл I решил распустить его. То была грубая ошибка, тем более что речь шла о первом созыве нового правления. В Англии и за границей этот поступок сразу же расценили как признак взаимного недоверия между королем и народом, хотя шесть месяцев назад все заставляло думать иначе.

Хранитель печати Уильямс попытался убедить государя не отменять, а перенести заседания и подождать первых успехов готовящегося к военным действиям флота. Если верить венецианскому послу, то даже сам Бекингем на коленях умолял короля отказаться от своего решения ^{306}. Но Карл уперся, и 12 августа в дверь зала заседаний постучал глашатай с черным посохом в руке, чтобы объявить о роспуске парламента.

Тучи на горизонте молодой четы

Сложности, которые, начиная с июля 1625 года, возникли в отношениях Карла с его юной супругой, занимали серьезное место в контексте английской и европейской политики. Сам этот брак был по сути политическим: по мысли Людовика XIII и британского короля, речь шла об объединении двух стран в рамках дипломатического, а может быть, и военного союза. Решающую роль в этом деле сыграл Бекингем. Таким образом, доброе согласие (как физическое, так и душевное) между супругами становилось необходимым условием осуществления политических планов.

К сожалению, проблемы появились с самого начала, и не последнюю роль в этом сыграло то, что Генриетте Марии было поручено действовать в пользу возвращения Англии в лоно католической церкви. При отъезде юная королева получила от матери инструкции (составленные отцом де Берюлем): «Помните, что Вы – дочь Церкви. Это первое и основное качество, которое Вам свойственно и будет свойственно впредь. […] Не допускайте, чтобы в Вашем присутствии говорили что-либо, направленное против Вашей веры. Заботьтесь о защите католиков перед лицом короля, Вашего супруга, дабы их вновь не постигли несчастья, от которых их избавляют счастливые обстоятельства Вашего брака. Бог посылает Вас в эту страну для их защиты. […] Ежедневно молитесь Господу и велите молиться о том, чтобы он соблаговолил вернуть Вашего мужа к истинам вероисповедания, за которое отдала жизнь его бабушка ^[62]» ^{307}.

Трудно представить что-либо более недопустимое и даже чреватое скандалом, учитывая состояние умов в Англии. Согласно брачному договору, предполагалось, что юная королева будет свободно исповедовать свою веру, имея католическую часовню, находящуюся в ведении епископа (Даниеля де Ламотт-Уданкура, епископа Мандского, родственника Ришелье) и обслуживаемую множеством францисканцев и капуцинов. Появление этих людей в рясах на улицах Лондона в тот момент, когда парламент требовал возвращения к соблюдению всех строгостей против английских католиков, не могло не спровоцировать возмущения.

Вдобавок французские фрейлины Генриетты Марии, последовавшие за ней в Англию, откровенно не желали привыкать к нравам и обычаям этой страны. Да и сама Генриетта – не следует забывать, что ей было всего 16 лет и она не имела никакого житейского и политического опыта, – охотно прислушивалась к советам фрейлин и своего исповедника. Весьма скоро супруг начал жаловаться, что она «к нему холодна», что она с ним нелюбезна. Он велел Бекингему поговорить с ней.

Бекингем и Генриетта Мария. Есть все основания думать, что с самого начала между ними не возникло ни малейшей симпатии. Что касается Генриетты, то более чем вероятно, что ее мать и сам Ришелье предостерегали ее от английского фаворита и влияния, которое он оказывает на короля. Бекингем же имел все основания опасаться, что молодая жена завоюет доверие мужа и его сердце. Как утверждали французы, фаворит с самого отъезда из Франции старался создать трещину в отношениях между супругами (в конце концов, разве не сам он, более чем кто-либо, стремился к заключению этого брака?), мы не можем не признать, что он не стремился сгладить разногласия между ними.