Граф де Тилльер, которого Людовик XIII назначил камергером Генриетты Марии, оставил в своих «Мемуарах» колоритное описание всяческих «неудобств», каковые Бекингем создавал королеве. «Думая, что столь юный дух, как дух королевы, можно подчинить угрозами, он сказал ей, что король не потерпит более подобного поведения по отношению к нему» и что, «если она не изменит своих привычек, для нее наступят горестные времена, ибо с ней будут обращаться не как с королевой, а так, как она заслуживает»
{308}.Генриетта говорила, что «не верит, будто дала королю повод рассердиться». Карл винил в этих размолвках французское окружение свой супруги («этих месье», как он их называл) и более всего ее фрейлину госпожу де Сен-Жорж, которая не могла простить унижения, пережитого в Дувре при первом столкновении с английским церемониальным протоколом.
Один из описанных Тилльером случаев показывает, что в основе всего лежало отсутствие сексуальной гармонии. «Герцог Бекингем и маркиз Гамильтон уверяют, – сказал однажды Карл Генриетте Марии, – что будь вы их женой, они бы чаще пользовались правами мужа, нежели это делаю я… Учитывая, сколь малого я от вас требую, вы ведете себя невыносимо»
{309}. Он жаловался, что Генриетта Мария недостаточно услужлива в постели. Она поговорила с госпожой де Сен-Жорж, и та посоветовала ей сделать над собой усилие. И когда на следующее утро король был весел и объяснил Стини причину своей радости, тот сказал, что недопустимо, чтобы королева подчинялась своей фрейлине больше, нежели супругу, и опасно оставлять подле нее подобных советников.Все это происходило летом 1625 года, пока заседал парламент. После его роспуска Карл пожелал отдохнуть и поохотиться в Болье в Нью-Форесте, а Генриетта Мария расположилась за много миль от него в Тичфилде, в доме графа Саутхемптона, друга Бекингема. Склонные к преувеличениям наблюдатели сделали из этого вывод, будто супруги разошлись. На деле это было совсем не так, но их ссоры стали уже оказывать влияние на дипломатическую сферу.
Брачный договор, подписанный предыдущей весной, предполагал, что английская королева будет полной хозяйкой своего окружения и король никого не будет назначать в ее свиту, не получив ее согласия. Нельзя не признать, что эта уступка со стороны Карла кажется странной, ибо, согласно международному праву, принцесса, вышедшая замуж за иностранного короля, в своей новой стране должна была отказаться от всех слуг, которые были у нее на родине. Анна Австрийская подчинилась этому закону, выходя за Людовика XIII, то же самое сделала ее невестка Елизавета де Бурбон, ставшая королевой Испании. Итак, госпожа де Сен-Жорж, госпожа де Тилльер (жена бывшего посла, ставшего камергером), госпожа де Сипьер превратились в лейб-гвардию Генриетты Марии, а их враждебность к нравам и религии англичан была очевидна. При этом возле королевы находился еще епископ Мандский с целым отрядом францисканских монахов.
Для Карла и Бекингема отъезд этих французов из страны вскоре стал делом принципа. Но сперва следовало назначить королеве английских фрейлин. Ими стали герцогиня Бекингем, графиня Денби, маркиза Гамильтон – как назло, жена, сестра и племянница главного адмирала. Генриетта Мария выразила протест: эти дамы – протестантки, а ей обещали, что протестантов в ее окружении не будет. Епископ Мандский напомнил об условиях договора. Напрасно. Казалось, все только старались подлить масла в огонь и искали повода для конфликта. В Тичфилде леди Денби организовала протестантские богослужения в одном из залов дворца, в котором жила Генриетта. Та же, как истинная сумасбродка, позволяла себе снова и снова проходить через этот зал со своими дамами, громко смеясь, – конечно, это можно считать ребячеством, но англичане расценили подобное поведение как скандальный вызов. Понятно, почему Бекингем, которого Карл то и дело звал на помощь, объявил Генриетте, что она ведет себя «как девчонка, а не как королева».
Карл потерял терпение. Один случай шокировал всех: в Оксфорде, в то время, как супруги обедали вместе в присутствии большого количества людей, католический священник королевы позволил себе перебить англиканского капеллана, произносившего благодарственную молитву, и начать громко читать латинскую молитву. «Король был так возмущен, что встал и ушел, сорвав со стола скатерть со всем, что на ней стояло»
{310}. Окружающие начали поговаривать о разводе королевской четы. Генриетта и сама уже мечтала вернуться во Францию. В письмах матери и брату она жаловалась, что ее преследуют, и изображала себя истинной мученицей.В Лувре только и говорили что о вероломстве англичан.
Ришелье, которому в момент обострения отношений с протестантами Ла-Рошели война с Англией пришлась бы весьма некстати, попытался достичь примирения.