Герцог всея Курляндии

– Наши отношения с этими странами действительно складываются неплохо, причем уже не первое десятилетие. Связей с Англией мы умудрились не потерять даже во время их революции. Мы поддерживали отношения с Кромвелем так же, как поддерживаем сейчас с Карлом Вторым. И это принесло свои плоды.

– Англия предлагает что-то интересное? – оживился я.

– Мне поступило пока еще даже не предложение, нет. Всего лишь намек, чтобы прощупать почву. У короля Карла Второго нет своих детей. А вот у его брата, герцога Йоркского, восемь детей. Из них четыре дочери.

– Отец, вы полагаете… – у меня аж горло пересохло от развернувшейся перспективы.

– Я пока ничего не полагаю. Но все мы смертны. А в случае кончины Карла Второго трон займет его брат.

Герцог Йоркский. Будущий Яков II Стюарт. Править он будет недолго и несчастливо, но, во-первых, кто об этом знает, а во-вторых, кто сказал, что ничего нельзя изменить? Если это – не шанс сохранить Курляндию, приумножив ее богатства, то я и не знаю, чего еще ждать. Что я знаю о детях Якова Стюарта? Помню только двух его дочерей. Логично предположить, что остальные не выжили, если появившийся от второго брака наследник стал одним из толчков для «Славной революции».

– Англичане называли имена? – осторожно уточнил я.

– А ты хотел бы выбрать одну из малолетних принцесс? – улыбнулся отец.

А почему нет? Если англы закинули удочку, значит, они заинтересованы в союзе. И нужно удержать эту рыбу, чтобы она не выскользнула из рук. Срочно узнать, кому и сколько нужно заплатить – неважно, деньгами или услугами, чтобы продавить меня в качестве жениха Анны. Ну не Марии же! Неясно, по каким причинам, но детей у них с Вилли не было. А это значило, что если история пойдет знакомым мне образом, Анна станет единственной претенденткой на английский трон. А если подсуетиться, то ход истории можно поменять в нужном направлении.

В свое время Карл II искал для Анны жениха, руководствуясь в том числе двумя соображениями – чтобы не вступить в конфликт с подданными, исповедующими протестантизм, и не вызвать раздражения у союзника в виде Людовика XIV. По-моему, я идеально вписываюсь в эти параметры. И если ценой за данный союз будет дележ секретами чертежей станков для производства ткани и рецептами составов для ее окраски, то так тому и быть. Правда, «только после свадьбы». А то англы – они известные хозяева своего слова. Как дали его, так и обратно возьмут.

– Вижу, ты изрядно впечатлен, – одобрительно кивнул отец. – Скажу, что я высказал заинтересованность.

– Чертежи станков и рецепты краски для ткани только после заключения брака! – озвучил я свою недавнюю мысль, и герцог расхохотался.

– Меня самого иногда поражает, насколько же ты на меня похож! Пока я готов предложить англичанам стать нашим равноправным торговым партнером. Не секрет, что тот объем тканей, который мы производим, Курляндия уже не в состоянии реализовать самостоятельно. Сейчас мы продаем ткани по цене чуть ниже, чем у конкурентов. После того как будет оглашена помолвка, и мы подпишем предварительный договор о намерениях, Англия сможет приобретать товар в два раза дешевле.

– Мы все равно получим приличную выгоду, – прикинул я.

– Разумеется! Кто-то же должен думать о том, как зарабатывать деньги, а не тратить их на сумасшедшие проекты Научного сообщества. В Европе, я слышал, снова модно искать философский камень. Слава богу, что хоть это поветрие тебя не коснулось!

Ну, началось! Не миновала меня чаша сия. Папенька все-таки завел свою любимую волынку о том, как я неправильно трачу деньги. Типа, наша Академия слишком дорого обходится казне. А результатов пока не видно. Блин, и самое обидное, что в какой-то мере Якоб прав. Это я, как человек, воспитывавшейся в большой и богатой стране, которая тратила большие деньги на науку, понимал, что наука того стоит. И что результатов можно ждать десятилетия. Вот только проблема в том, что не каждое государство может позволить себе подобные траты.

В этом плане с бюджетом Курляндии нужно было соблюдать осторожность. И вкладываться прежде всего в те проекты, которые могут принести прибыль. Но мимо некоторых исследований я просто не мог пройти! Ну как можно было удержаться и не увести Николаса Кауфмана[13]? Он преподавал в Лондоне математику, геометрию и музыку, но его труды признали только в этом, 1666 году.

Вот только поздно. Ученый уже трудится на благо нашей Академии. И буквально на днях предоставил мне то, что может сейчас послужить прекрасным доводом в спорах с отцом. Не говоря уж о том, что сам я, узрев сей предмет, чуть по потолку от радости не пробежался. Николас принес на мой суд, ни больше ни меньше, морской хронометр своей разработки! Хотя для меня, как музыканта, его имя больше было связано со знаменитой Шкалой Кауфмана.