Герцогиня

Чувство мучительного вспоминания "это я про что?" мне знакомо — пытаюсь расписать связно. Детализация, аргументация, вариации… "аппетит приходит во время еды", а мысли — во время работы… А там уже утро, уже народ с делами ломится, печку известеобжигательную запускать надо, ткачей разводить: одни новый станок придумали, другие возражают…

Среди обычной суеты вдруг понял: я решение уже принял. Детали-деталюшки… будут додумываться, меняться. Но идея… вырисовывается. С этим можно иди к Боголюбскому.

Страшно. А вдруг я чего-то не учёл? Не додумал? Не знаю? — Факеншит! Я точно кучи вещей не знаю! И не узнаю. Если не попробую. Или — потому что не доживу.

Неудача — смерть. Моя. А оно мне надо?

Если так ставить вопрос — в бункер. И носа не высовывать. Во избежание всевозможных опасностей. И всё равно: "Жизнь — болезнь со 100 % летальным исходом".

Вы собираетесь жить вечно? — Я — нет. Гос-споди! Избавь меня от такого несчастия! Я ж неверующий!

Дело даже не в том, что вероятный конфликт с Боголюбским требует разрешения, иначе будут сложности во множестве. Дело во мне. "Правильно" — у меня внутри. Вот такое. Моё. Сиюминутное. Потом, может быть, будет другое. И буду я казнить себя. Всеми казнями египетскими. Потом.

"Остроумие на лестнице".

Ну и плевать. На сложности с неопределённостями. Делаем "правильно".

…

День катился в обычной суете дел. Перешёл в такую же ночь. Наконец, ещё до света, впрыгнул в свою "Ласточку", уже с пирса прокричал Николаю, чтобы он с Новгородом нынче ни-ни — не торговал, завернулся в плащ и завалился спать под кормовую надстройку.

Сутки проспал как убитый. Ребятам я доверяю, а сил у меня…

Чем дольше я обдумывал свою идею, тем более она выглядела именно тем, чем и являлась: глупой рискованной авантюрой. Каждый шаг, каждый этап её развития содержал массу неопределённостей, рисков, очевидных и непреодолимых препятствий. Помимо неочевидных и непредсказуемых.

Очень захотелось всё это бросить, не брать в голову, забыть. Но — цугцванг. Той милой парилочкой с дочкой, Софья поставила меня в безвыходное положение. Убить — нельзя, изгнать — нельзя, оставить — нельзя.

А что можно? — Можно дать "морковку". Повесить "морковку" перед носом и вывести туда, где будет интересное, для этой особы… "пастбище". Или про морковку правильнее "грядка"?

Одна из проблем — дуэтность. Их — две. Их невозможно разделить. Они обе — вот же змея! — теперь носительницы "страшной тайны", незаконнорожденности сыновей Боголюбского. Причём их отношение к "тайне" разное.

Ростислава, даже под пытками, не скажет. Из уважения к отцу, любви к матери и нежелания портить жизнь своим сводным братьям. Пройдя сама через осознание своей ублюдочности, изначальной порочности, "братцам родненьким" такой муки не желает.

Софья же готова и без пыток выдать инфу в окружающий мир. Даже без материальной прибыли. Для неё главная прибыль — душевная, уесть "бывшего", Андрея. Она его и боится до смерти, и ищет как бы уколоть побольнее. Восторжествовать. Понимая собственную вину в том несчастии, которое она ему причинила.

Ради этого она ни детей, ни саму себя не пожалеет.

"Ничто так не возбуждает девушку, как лёгкие покусывания бывшего своих локтей…".

Единственный способ — "поднять ставки": чтобы у неё была причина себя "пожалеть". Чтобы она рисковала потерять нечто, ставшее для неё важным, интересным. Чтобы Андрей перестал быть для неё центром мира, "яблочком" мишени для всех сильных чувств её души.

Чтобы, факеншит, её любовь к нему — отгорела и пеплом подёрнулась!

"Прошла любовь, прошла любовь.

По ней звонят колокола".

Вот бы такого "колокольного звона"! И поскорее!

Занять чем-нибудь её душу, руки, внимание — и можно спать спокойно. Ну, не спать, но хоть не вздрагивать ежеминутно в напряжении.

Как с маленьким ребёнком — переключить внимание. Чтобы не плакал. А там, глядишь, вырастет и сам себе погремушку найдёт.

Софья умна, энергична, инициативна. Тщеславна. Ей постоянно нужно кого-то стравливать, подминать, манипулировать. "И вся-то наша жизнь есть борьба". "Борьба" не "за что", а "потому что". Потому что иначе скучно. Такой образ жизни. "У меня внутри вечный двигатель, вечный бегатель, вечный прыгатель". Интриганской направленности. Экстраверт.

Ростислава тоже не дура. Но нет обширного опыта матушки. Нет энергичности, инициативности. Последние восемь лет её постоянно "били по рукам". "Мышка серая".

"От полоски взлётной

На любой край света

Запросто проложим

Новый наш маршрут"

Это — не её.

При этом последовательна, устойчива. Вцепившись душой своей в меня, в "столп веры", в хозяина и защитника, она неостановима и несворачиваема. "Впереди паровоза" — не побежит. Но если "встанет на рельсы" — не свернёт. Будет вздыхать, плакать, но остановить… только смертью.

Софья — лидер, локомотив. Бежит, посвистывает, окрестности озирает, все стрелки проверяет: а это что, а это куда, а можно ли как-нибудь… Ростислава — вагон. Классическая русская женщина:

"Нас куда ведут, да мы туда идем,

Нас куда везут, да мы туда едем".