Максимус приблизился, разрезал веревки, которыми лодыжки несчастной были прикручены к деревянным жердям. Женщина сжалась в комок, тихо подвывая в голос. Он освободил руки, стараясь не смотреть на обнаженные бедра, покрытые синяками и ссадинами. Затем, запустив пальцы в густую шевелюру, приподнял ее голову, разворачивая к себе лицом.
Конечно же, это была не девочка-Источник. Простолюдинка. Черты лица, оплывшие от оплеух, не могли принадлежать аристократке.
«Девица, которую умыкнули разбойнички», — сообразил Максимус.
— Гос… подин, — просипела рыжая, — от…пустите… умоляю…
— Идти можешь? — холодно осведомился он, продолжая разглядывать лицо несчастной, — в свою деревню вернешься?
Она всхлипнула и затряслась вся.
— Куда… я… после этого…
— Замолчи, — прошипел он, — рот закрой. Если можешь идти, выходи на дорогу. Там стоит машина, жди рядом.
Судорожно всхлипывая, она кое-как слезла с телеги и, прикрываясь обрывками платья, торопливо заковыляла в сторону леса, прочь из поселка. Шла она в самом деле с трудом, ее шатало, и Максимус даже усомнился — а дойдет ли — но потом решил, что дойти — в ее интересах, у него же были иные дела.
…Источник.
Максимус даже не мог вообразить, а что бы он сделал, окажись на месте этой рыжей
Дальше он действовал так, как привык — бездумно, словно механическая кукла. Выбил ударом ноги дверь ближайшей избы, оттуда спустя некоторое время повалили дюжие ребята. Впрочем, далеко они не уходили — не просто так кнут с абраксовым усилителем стоил так дорого и изготавливался исключительно на заказ. На землю валились уже обезображенные, кое-где обожженные мертвые тела. Потом лихие ребята сменили тактику — вместо того, чтобы пытаться нападать на Максимуса, попросту кинулись врассыпную кто куда. Оставалось их немного, он достал еще троих, четвертого остановил хорошим броском ножа, попал в бедро. Подошел, уже никуда не торопясь, лениво выдернул лезвие. Судя по ярко-алому фонтану, плеснувшему из раны, жить мужику оставалось всего ничего.
— Где девчонка? — сгреб разбойника за шиворот, всмотрелся в побелевшие от ужаса глаза, — где она? Маленькая, черноволосая? Я знаю, она была у вас. Говори, ну?!!
— Черт… нет ее… сбежала…
И потерял сознание.
Максимус отбросил безвольное тело, выпрямился.
Судьба продолжала насмехаться над ним: Источник вновь затерялся.
Возвращаясь через поле, Максимус все пытался сообразить, что делать дальше. Совершенно случайно едва не наступил на рыжую — все-таки она не дошла, свалилась без чувств на пол-пути. Лежала на боку в зеленых колосьях, раскинув руки. Сквозь прорехи в одежде просвечивало молочно-белое тело. Волосы жарко блестели на солнце, и также жарко в ямке у основания шеи блестел маленький золотой ангелок на кожаном шнуре.
— Надо же, не уберег, — усмехнулся Максимус.
Он присел на корточки рядом с неподвижной девицей. По большому счету, возвращение к жизни всяких там деревенских девок не входило в его планы. Она полежит еще немного, возможно, придет в себя и поковыляет дальше… куда-нибудь. Может быть, в дешевый бордель ее примут. Будет себе дальше заниматься тем же, чем и у разбойников помышляла.
Максимус выпрямился, перешагнул через босые ноги. Нужно было думать об Источнике. Где теперь эта хрупкая девочка с бирюзовыми глазами? Где, черт побери, теперь ее искать? А вдруг она, сбежав от разбойников, бродит теперь по окраинам Перкотта, выпрашивая милостыню?
Он выругался. Затем вернулся, подхватил на руки рыжую и пошел к машине. Свернутый кнут, висящий на плече, тут же вымазал кровью юбку девахи.
Потом, усадив кое-как ее на заднее сиденье, он бил ее по щекам, приводя в чувство. Она распахнула огромные глазищи, ярко-зеленые словно молодая листва, несколько мгновений непонимающе смотрела — а затем взвыла в голос, скорчилась, прикрывая руками голову.
— Прекрати, — Максимус попытался ее урезонить, но женская истерика продолжала набирать обороты.
Он перемахнул через дверь машины, оказавшись в салоне, с силой сжал запястья, отнял ледяные руки от лица. Повторил спокойно:
— Прекрати. Я тебе ничего не сделаю. Но если и дальше будешь выть, оставлю здесь, в поле. Может, кто подберет.
Рыжая, продолжая дрожать всем телом, затихла, прокусив и без того разбитую губу. По подбородку потекла тоненькая струйка крови.
— Вот, уже лучше. Теперь я отпущу твои руки, и ты спокойно сядешь и выслушаешь меня. Понятно?
Кивок. В глазах бьется, пульсирует страх.
А что, если вот так же они избили, изнасиловали ту, другую?
Максимус сжал челюсти до зубовного скрежета. Девица, восприняв это на свой счет, едва слышно заскулила и сжалась в комок.
Он вздохнул. Черти дернули ее освобождать. Что теперь с ней делать? Куда вести? В деревне, скорее всего, не примут уже. В бордель — там такого добра хватает.
Максимус, продолжая размышлять, добыл из-под сиденья флягу с ромом, сделал глоток. Потом протянул рыжей.
— На, пей. Поможет.