Герцогиня Чёрной Башни. Хроники Паэтты. Книга II

В погоне за Симмерской ведьмой особенно не поспешали, словно кто-то из начальства очень хотел опоздать. Так оно и вышло, только вот, к немалому изумлению подошедших латионцев, финал истории оказался не таким, как ожидалось. Взирая на груды опалённых гоблинских тушек, над которыми вились уже тучи воронья, легионеры поняли, что Палатий в этот раз справился без них. Собственно, сами легионеры этому были только рады, но вот командование заметно приуныло, почувствовав себя едва ли не обманутыми.

Растерянно потоптавшись на месте, латионцы так и не встретили ни одного человека. Несмотря на то, что палатийская разведка всё ещё шерстила окрестности в поисках пропавшей ведьмы, они все, как правило, старались держаться подальше от поля битвы, над которым уже витал дух разложения, так что подходить близко было не только неприятно, но и опасно. В итоге, не зная, что делать дальше, легат Тофино, командующий легионом, скомандовал марш на запад. В данных ему ранее инструкциях легиону предписывалось поступить в распоряжение командования вооружённых сил Палатия, так что Тофино решил двигаться в Шинтан.

Примерно через сутки марша они достигли небольшого городишки, где как раз наткнулись на основные части той самой «Армии возмездия», которые сполна наслаждались обожанием мирного населения, поэтому не особенно спешили туда, где им с высокой долей вероятности предстояло погибнуть. Отсюда в Шинтан был послан голубь, извещающий о латионском легионе, однако, как мы знаем, это было не более чем подтверждением, поскольку в столице не только знали об этом, но и уже пообещали этот легион в помощь генералу Шэндору.

У латионцев велик был соблазн остаться и разделить радушие и уют этого городишки с палатийскими войсками, но местные жители, несмотря на огромное уважение, которое они питали к латионским легионам вообще и к Седьмому – в частности, тут же дали понять, что не считают легионеров своими спасителями от гоблинской ведьмы. Выпрашивать подачки легат Тофино не привык, поэтому, переночевав, легион прямиком направился в Шинтан.

Нельзя не отметить, что местное население неизменно было весьма приветливо к именитому легиону. В каждой деревне, которую они проходили, на улицу выбегали детишки и бабы, а также те из мужчин, кто в силу разных причин пока что избегал набора. Эти деревни сейчас были переполнены беженцами с запада, поэтому жилось тут несладко и этим несчастным, и местным, на которых свалилось такое количество голодных ртов. Однако же, несмотря на это, многие люди тянули проходящим солдатам то краюху хлеба, то кружку молока, то пригоршню яблок. Латионцы же, глядя на всю эту окружающую убогость, сами иной раз делились с детворой частью своего пайка.

В Шинтане порядком уставшим пехотинцам тоже не дали возможности как следует отдохнуть, сославшись на сложную оперативную обстановку, хотя, опять же, как мы уже знаем, к тому времени положение на передовой вполне выправилось благодаря, в том числе, и вмешательству Мэйлинн. Пробыв в столице Палатия два дня, легион потопал к Шельдау. Именно на этом пути, лигах в пяти от города, мы и настигли его в начале нашей главы. Вернёмся же вновь на ту дорогу, к тому самому разговору, отвлёкшись от которого, нам пришлось совершить экскурс в историю.

Итак, обычная для скучающих в походе солдат шутливая словесная перепалка продолжилась, несмотря на то (а может, как раз благодаря тому), что к ней присоединился центурион Дакнос. Балагур Кол быстро стал любимцем в своей центурии: молодые глядели на него чуть ли не с благоговением, а те, что постарше, быстро наладили с ним дружеские отношения. В центурии, правда, было всего три-четыре ветерана, не считая самого центуриона, которые ещё застали Кола, но этого хватило, чтобы байки о бывшем центурионе второго ранга разнеслись по умам.

Однако, не вся молодёжь, замирая, заглядывала в рот Колу, когда он заливал очередную свою небылицу. Довольно быстро завязалась дружба между ним и двадцатитрёхлетним пареньком по имени Плинн. Это был долговязый белобрысый парень, смешливый и болтливый почти как сам Кол, который, в отличие от большинства своих сверстников, не лез за словом в карман всякий раз, как к ним обращался кто-то из старших.

Он не был задирой – напротив, скорее его можно было назвать добродушным. Да и вообще в легионе не любили держать камня за пазухой, равно как и лезть на рожон. Здесь старались сохранять ровную приятельскую атмосферу, необходимую тем, чья жизнь завтра может напрямую зависеть от сослуживцев. Так вот Плинну филигранно удавалось так отбрить любого, кто пытался сыграть шутку за его счёт, что хохотали потом все, в том числе и сам потерпевший. Конечно же, они с Колом были буквально обречены на то, чтобы стать друзьями. Друзьями, которые вечно обменивались колкостями.

– Сам ты белка, дура белобрысая! – с видом оскорблённого достоинства воскликнул Кол, замахиваясь, словно собираясь дать приятелю подзатыльника. – Я просто хотел сказать, центурион, что надоел уже этот лес и эта слякоть.