Герцогиня и «конюх»

Однако Анна Иоанновна властным взглядом остановила своего тайного фаворита, после чего твердо произнесла:

– Вы ошибаетесь: с вами я не говорила там, граф!

Злобный, сардонический хохот Морица прокатился под мрачными сводами тронного зала замка Кетлеров.

– Как? Вы станете это отрицать, ваша светлость? – нахально взглянув в лицо русской царевны, воскликнул иностранный «прынц».

– Стану. Безусловно.

– А-а! – весь дрожа от бешенства, продолжал Мориц.  – Так, так!.. Вы правы: вы говорили не со мной, а с каким-то таинственным доктором? Ха-ха-ха!

– Вы и тут ошибаетесь, ваше сиятельство, я говорила не с доктором, а…

Анна Иоанновна приподнялась и выпрямилась во весь рост. Та царственная осанка, которой впоследствии любовались в ней чужеземцы, сказалась и теперь.

Жуткое молчание, точно грозный предвестник бури, готовой налететь, воцарилось в зале. И только свечи бесстрастно горели в своих диковинных, чудных люстрах. И этот трепетный, красновато-желтоватый свет накладывал какие-то таинственные блики на лица присутствующих.

Наконец Анна Иоанновна громко, резко бросила прямо в лицо своему «жениху»:

– Я говорила тогда не с доктором, а с лукавым искателем приключений, скрывшим от меня свое истинное происхождение![7]

Мориц отшатнулся.

– Что?! – воскликнул он, бросаясь к ступеням герцогского трона с рукой на эфесе шпаги.

– Осторожнее! – крикнул Бирон, тоже хватаясь за шпагу.  – Не всякий может подходить столь близко к священным ступеням трона, хотя бы и не королевского. Назад!

– Встаньте на ваше место, обер-камер-юнкер! – крикнула на Бирона Анна Иоанновна и обратилась снова к Морицу:  – Да, ваше сиятельство, там, у себя в будуаре, я полагала, что говорю с человеком, чье происхождение безупречно. Там русская царевна и герцогиня видела в своем госте принца чистой крови, с которым она может связать себя узами брака. Но вот сегодня я узнала, что не имею права вступить с этим человеком в брак потому, что он, этот брак, может покрыть несмываемым бесчестием и меня, и все российское государство.

Мориц зашатался на месте.

– Кто, кто осмелился сказать это и почему? – хрипло вырвалось у него.

– Вы любопытствуете узнать: кто? Извольте, я скажу: его светлость князь Меншиков. А почему… вам и это угодно слышать?

Мориц стоял как окаменелый.

– Потому что этот человек… что вы, ваше сиятельство, изволите быть рождены от незаконной матери, от метрессы вашего отца,  – продолжала герцогиня, причем спустилась со ступеней «трона».  – Вы обманули меня, Мориц, скрыв тайну вашего происхождения… и поэтому я… я возвращаю вам данную мною клятву быть вашей супругой. Советую вам в дальнейших поисках знатных невест быть более откровенным с ними. Прощайте!

И, гордо кивнув головой вконец ошеломленному претенденту на курляндский престол и на свою руку, Анна Иоанновна, сопровождаемая смертельно бледной гофмейстериной, баронессой фон Клюгенау, величественно вышла из зала.

Секунда, другая… Мориц провел дрожащей рукой по пылающей голове и тихо-тихо, колеблющейся походкой, пошел к выходу.

Бирон торжествующе глядел ему вслед.

VI «Нашествие» Меншикова на Митаву. два соперника

Свидание Бестужева с Меншиковым состоялось в час ночи в Риге, в тот же самый день, в который у светлейшего была и Анна.

Тут же присутствовал и князь Василий Лукич Долгорукий.

– Вы что же это, любезнейший Петр Михайлович, изволили заварить в Митаве? – резко напустился на резидента всесильный вельможа.  – Как вы могли допустить избрание Морица герцогом, раз вам было ведомо, что это неугодно государыне и вредно русским интересам?

Бестужев не растерялся. Старый дипломат проснулся в нем.

– Ваша светлость, вам должно быть известно, что я не имею права руководить волей и желанием сейма,  – спокойно ответил он.

– Сейм! Что вы мне толкуете об этих пустоголовых баранах! Выбирают не они, а те, кто ими руководит…  – гневно продолжал Меншиков.  – А ваше дело, как дипломата, заключалось в том, чтобы склонить и маршала и канцлера в нашу пользу.

Бестужев повернулся к Долгорукому:

– Благоволите, ваше сиятельство, передать его светлости суть вашей сегодняшней беседы с депутатами.

Долгорукий обратился к светлейшему:

– Ваша светлость! В силу данной мне инструкции, я представлял ваше имя и имя герцога Голштейнского, а о гессен-гамбургских князьях еще не упоминал. Когда я беседовал сегодня с курляндцами, они мне прямо заявили, что ни вас, ни герцога Голштейнского избрать они не могли по нескольким причинам. Во-первых, вы – неведомый для них кандидат, а герцог слишком еще молод, ему всего тринадцать лет. Во-вторых,  – и это главное – об имени вашей светлости по киршпилям нигде упомянуто не было. Стояло только одно имя Морица,  – вот почему они его и выбрали. Теперь депутаты изменять свой выбор не намерены. Они считают, что поступили весьма благоразумно, избрав Морица, так как в противном случае Речь Посполитая разделила бы Курляндию на воеводства. Я, ваша светлость, объявил им, что если они не учинят новых выборов и не отвергнут Морица, то с ними будет поступлено иным образом, весьма для них суровым.