Герцогиня и «конюх»

– Я бежала из моего заточения. Счастливый случай помог мне освободиться. О, боже мой, боже мой, если бы вы только могли знать, ваше высочество, сколько и каких мучительных страданий выпало мне на долю! – воплем вырвалось из груди несчастной баронессы.

Анна Иоанновна впилась пристальным взором в ее лицо. О да, это было почти незнакомое ей лицо. Вместо красиво-горделивого лица перед ней была какая-то маска страдания, окруженная почти совсем седыми волосами, и согбенная фигура, жалкая, приниженная.

Анна Иоанновна пробовала вызвать в себе чувство злорадного торжества, но не могла. Помимо ее воли, острое чувство жалости проснулось и задрожало в ее груди.

– И за что, Господи, за что? – продолжала рыдать и ломать в отчаянии руки Клюгенау.

– Встаньте, баронесса! Мне противно видеть женщину у моих ног! – приказала герцогиня.

Баронесса, шатаясь, встала с колен.

– Садитесь сюда, в это кресло! – сказала Анна Иоанновна, после чего позвонила и явившейся на зов фрейлине кратко бросила: – Велите поскорей согреть и подать красного вина.

На лице фрейлины появилось выражение удивления и любопытства, но она все же беспрекословно поспешила исполнить приказание.

По ее уходе герцогиня сказала:

– Вы вот, баронесса, воскликнули сейчас: «За что? за что?» А разве вы не знаете сами?

– Видит Бог, я не виновата, ваше высочество.

– Но ведь вы же пытались отравить меня, околдовать каким-то дьявольским снадобьем?

Тогда Клюгенау поведала герцогине все, все:

– Меня на этот безумный шаг понудила любовь… вы знаете, ваше высочество, к кому. Простите меня за это! Если бы я знала, что этот человек способен так жестоко мстить женщине за ее любовь, я давно прокляла бы его так же, как проклинаю теперь.

Анна Иоанновна вздрогнула. Первый раз в жизни она задала себе вопрос, как любит ее Бирон: как женщину или же только как герцогиню, которой по предсказанию его кудесника предстоит блестящая будущность?

«А что, если он в то время, когда я отдаюсь ему, мечтает о какой-нибудь другой красавице?» – обожгла ее мысль.

Принесли горячее красное вино. Анна Иоанновна собственноручно наполнила стакан и подала его Клюгенау, озноб которой проходил.

– Выпейте это, баронесса,  – сказала она,  – вам надо согреться. А сейчас я вас уложу.

– Ваше высочество! – вырвался вопль, полный благодарности, у несчастной баронессы.

– А об этом больше ни слова. Похерим все это. Нас рассудит Бог.

IV «Цезарь» при смерти. Подложное завещание

Бедный полуребенок, император Петр, в беспамятстве метался на своей пышной кровати.

– Душно мне!.. Это – ты, прекрасная гречанка?… Ах, берите медведя! Он меня съест! Ой, боюсь, боюсь!..  – кричал он диким голосом, вскакивая и сбрасывая с головы «ледяной колпак».

Спальня тонула в полумраке. Тут кроме ученого немца-доктора находились: князь Алексей, племянник «птенца Петрова» – Якова Долгорукого, его беспутный сын Иван, явившийся поистине злым гением для мальчика-императора и косвенно сгубивший его, и «веселая» Екатерина Долгорукая, объявленная невестой умиравшего императора.

Пока они – всемогущие лица при особе императора – были еще в полной силе. Император еще не умер, а только тяжко занемог, и кто знал, как повернется болезнь? Поэтому Долгорукие царили полноправно и властно, никого не допуская в спальню императора.

Диагноз болезни августейшего отрока еще не был поставлен доктором.

– Ну, что с ним? – грубо дал окрик на доктора Долгорукий-отец.

– Это вы сейчас узнаете, ваше сиятельство,  – сухо ответил верный жрец Эскулапа.

Он вновь приступил к исследованию больного, а в то же самое время между Долгорукими – отцом, сыном и дочерью – в глубине спальни полушепотом шло бурное объяснение.

– Щенок!! – грозно подставляя огромный кулак к полупьяному лицу своего сына Ивана, хрипло прошептал Алексей Долгорукий.  – Это все благодаря твоим проклятым кутежам мальчишка заболел.

Князь Иван отшатнулся, но, нахально глядя прямо в лицо отцу, ответил:

– Да не вы ли сами, батюшка, приказывали мне: «Развлекай молодого царя?» Ну, я его и развлекал.

При этом Иван ухмыльнулся гадкой нахальной улыбкой.

– Развлекай, да не простуживая, дубина ты стоеросовая!..  – крикнул князь Алексей и обратился к дочери: – А ты тоже хороша: в руках своих не умела держать его. О дурак, о дура!! Да знаете ли вы, что если Петр умрет, то всему вашему благополучию конец настанет?

Он затопал ногами в бессильной ярости, а затем, насилу овладев собой, отошел к постели венценосца-отрока.

Иван Долгорукий тихо прошептал сестре:

– Не горюй, сестрица, скоро будешь императрицей!.. Эх, все это лечение – глупость одна; дать бы ему опохмелиться.

– Скажите, доктор, что у его императорского величества? – спросил князь Алексей.

Старик-немец сурово посмотрел через стекла очков на него и произнес:

– Вам желательно это знать, ваше сиятельство?

– Я думаю! – воскликнул тот в раздражении.  – Чего ты тянешь?

Доктор, горделиво выпрямившись, возразил:

– У нас, в Германии, докторам не говорят «ты». Теперь я понимаю, почему вашу Россию называют варварской страной!