— В чем дело, старина? — спрашивает выбежавшая на шум Гекше-Амурчила.
— Этот твой негодяй, — говорит Санлун, — зарезал, чертов сын, теленка. Этакая подлость! — И старик никак не может унять своего гнева.
— Ах ты, негодная заблудшая кляча, — забранилась Гекше-Амурчила. — Что же? Твоим телкам и сметы нет, что ли? Ты сначала сосчитай телят: будто у тебя, негодного, уж так много их. А если б и в самом деле съел? Эка беда! Как же ты смеешь бить моего мальчика из-за одного единственного теленка! Похоже, что ты и всерьез думаешь, будто скот и сам по себе будет хорошо разводиться.
Старик выбегает и пересчитывает телят; все оказываются налицо. Вбегая в юрту, набрасывается он тогда на Рунсу:
— Ну, что ты за лгун, а? Попробуй-ка ты у меня еще раз наврать: не я буду, если я тебя не запорю до полусмерти.
На следующее утро все трое опять ушли со скотом, и Цзуру опять зарезал теленка. Тогда Рунса потихоньку спрятал хвост к себе за пазуху. Как и прошлый раз они ели мясо, бросая кости в мешок; так же, потом, Цзуру трижды взмахнул рукой, и оживший теленок резво помчался в свое стадо.
Когда пришли со скотом домой, Рунса говорит:
— Покушаем-ка хвоста от теленка, которого зарезал наш младший братец Цзуру! — и он вытаскивает из-за пазухи хвост, на котором еще не запеклась кровь и, присев к огню, закапывает его в золу.
— Что это значит, Рунса? — спрашивает старик.
— Младший наш братец, Цзуру, зарезал для нас телка: вот я и хочу теперь испечь телячий хвост и покушать! — говорит Рунса. — Ну, голубчик Цзуру, — говорит Санлун, как же это ты решился на подобную подлость?
И опять старик берет кнут и хочет стегать Цзуру, но тот сопротивляется, хватаясь за кнутовище:
— Э, да он совсем из ума выжил! — кричит Цзуру. — Что это он на меня замахивается и лезет в драку?
В это время вбегает мать Цзуру:
— Что это ты, что это ты, старый греховодник? — кричит она.
— Вон, — говорит старик, — вон Рунса жарит телячий хвост, на котором еще не запеклась кровь. Говорит, что Цзуру зарезал теленка. Теперь сама суди: правда это или ложь?
— Что же ты лезешь драться-то из-за небылиц, которые плетет этот вот твой сынок? Ты лучше бы посмотрел, все ли телята? Старик пошел и пересчитал телят: все оказались налицо, только у одного из хвоста идет кровь.
— Хвост-то у него обрублен! — кричит старик, вбегая в юрту, — и принимается стегать Рунсу, приговаривая:
— Не клевещи понапрасну на бедного мальчика! Это тебе и будет: «Пришел бодочей[44], хотонцам[45] же его и угощать».
— Такое уж мое счастье! — говорит Цзуру. — Однако, чем быть оговариваему понапрасну, пусть лучше оговаривают меня поделом: и не я это буду, старик, если завтра я у тебя не стравлю изрядное количество скота.
Отправились три брата со скотом. Цзуру зарезал на этот раз девять валухов из своего овечьего стада, чудом набрал откуда-то огромных котлов и, приведя Рунсу в трепет своим величественным видом, принялся стряпать еду. Потом он вынул готовое мясо, устроил жертвенник и с молитвою обратился ко всем своим гениям-хранителям:
— Ты, мои родимый, верховный Хормуста-тэнгрий и покорные тебе семнадцать тэнгриев сонма Эсроа, и тридцать три тэнгрия свиты твоей. И ты, родимая моя бабушка, Абса-Хурце. И ты, переводчик мой, белая небесная дева Арья-Аламкари, покровительница моя, владеющая тремястами языками. И вы, мои жребьеметатели, Моа-Гуши и славный Дангбо. И ты, земной мой отец, горный царь Оа-Гунчид. И вы, три победоносные сестрицы мои, и вышние мои хранители, будды десяти стран света и четыре драконовых царя преисподней. Все вы повелели мне отправиться в мир, и вот я родился в мире и хочу я, ничтожный, явиться пред вашими очами и молитвенно воззвать к вам, принося предлежащую чистую жертву.
И сказали все его гении-хранители:
— До наших ноздрей доносится сладостный запах: то родился, значит; на Златонедрой Земле наш соплячок, и вот дает нам знать, что родился.
Помолившись, всем этим покровителям своим, он поставил пред Цзасой и Рунсой большой стол и предложил им угощение. Цзаса ел вволю, а Рунса, подавленный величием Гесера, сидел и ничего не ел. Созванные же Цзурой его гении-хранители пришли под видом множества людей и съели все дочиста. Встав из-за стола, Рунса поспешил домой вперед, а Цзаса с Цзурой отправились со скотом вслед за ним.
Дома Рунса рассказывает:
— Ваш сынок Цзуру стравил до десяти валухов. Набрав откуда-то котлов, стал он всех баранов варить, а после того как вынул готовое мясо, давай он всуе причитать: Верховные тэнгрии, преисподние драконовы цари! Всуе поминал даже будд, причитывая «Цзу-Цзу», и много болтал он такого, что я и не упомню. Потом он стал угощать нас обоих мясом, и меня, и Цзасу. Но я, с горя о бедных наших баранах, не стал есть... Не знаю, в какие стороны поразбрелся и весь-то наш скот... А в то время как они ели, стало подходить множество всяких проходимцев. Цзуру же выбегает им на встречу и приглашает: принимает их коней под уздцы и просит пожаловать. Само собой разумеется, что этот сброд дочиста сожрал все угощение.