Гесериада

— Что нам остается теперь? Кто бы из нас ни умер, пусть ни на ком не будет вины!

— Оставь, голубчик Ольчжибай, как бы он тебя не убил! — беспокоятся три хана.

— То в руках гениев-хранителей моих трех ханов! — отвечает тот. — Умереть? Ну так что же? И умру от его руки! — И схватились. Буке-Цаган-Манлай трясет его за плечи, делает подножку, цепляет за ногу... Но Ольчжибай стоит неподвижно, словно клин, вбитый в златонедрую землю, и про себя молится Гесер своим гениям-хранителям:

— О, вы, все небесные мои гении-хранители. И отец мой в этом мире — Орчиланге, хубилган Ова-Гунчид, царь гор златонедрой земли; и вы, души шестерых моих богатырей: Рунсы, Онончон-чжин Таю, Ики-Таю, Бага-Таю, Ики-Кегергечи и Бага-Кегергечи! Явитесь вы, обернувшись шестью волками, и растерзайте его на шесть частей!

Так прошептал он, и потом говорит Ольчжибай:

— Не за мной ли теперь черед? — И, приподняв противника, бросил его вверх. У Буке-Цаган-Манлая через обе ноздри хлынула кровь, череп его треснул, и он умер. И, по Гесерову моленью, в виде шестерых волков явились души шестерых богатырей и растерзали его тело на шесть частей.

— Из больших-то его посулов ничего не вышло! — усмехаются три хана, а Чоймсун-гоа притворно плачет — причитает:

— Придется теперь выходить за другого, да никто не возьмет — поди: скажут, несчастливая, заклятая девушка. Накликаешь себе калыма на десять тысяч лет да долгов на тысячу лет!

Плачет она, а три хана ворчат, унимают:

— Не даром называли тебя люди ветреной. Помалкивай-ка лучше! Все с великого пира расходятся.

* * *

Но вот является Мила-Гунчуд, китайский царевич, зять Цаган-герту-хана, и ведет такую речь:

— Мы со свояком Буке-Цаган-Манлаем давно связали свою судьбу. Ничего нет удивительного в том, что, когда двое борются, одного убьют.

Буду побежден, авось подымусь! А умру — ну, так что же? Пусть ни на ком не будет вины.

И они схватились. К чему подробности? Гесер убил и его так же, как выше рассказано.

Приходит Манцук-Цзула, сын Солонгосского хана, зять Шара-герту-хана. И с теми же речами они вступают в борьбу. Так же и его чудесною силой убил Ольчжибай. Приходит Монса-Тускер, Мунский царевич, женатый на старшей сестре Чоймсун-гоа Хара-герту-хановой. В борьбе убивает он и этого.

Так Гесер чудесною своей силой перебил у трех ханов всех их сановников и витязей.

22 Измена Рогмо-гоа, ее наказание и прощение. Умиротворение духа Цзасы. Конец ширайгольского похода

Говорит Рогмо-гоа Цаган-герту-хану:

— Должно быть, это вовсе не Ольчжибай, а Гесер, и не он ли это истребляет всех твоих сайдов-сановников? Выставь-ка против него борца Агулу-Эргегчи. Если и его убьет, тогда я уверюсь, что это сам Гесер. А если не убьет, тогда будем думать иное.

Посылают бороться Агулу-Эргегчи. Тот является, взвалив на одно плечо семь сырых оленьих шкур, и на другое плечо семь сырых оленьих шкур.

— Дома ль малый Ольчжибай? Ну-ка, выходи живей! — зовет Агула. Ольчжибай выходит:

— Что тебе надо?

— Говорят, ты, Ольчжибай, хороший борец. Давай-ка поборемся!

— Разве ты не отдал свои силы на службу трем ханам? — говорит Ольчжибай. — А я еще не успел отдать своих сил трем ханам. Какая же надобность нам состязаться? Отстань!

— Э, дрянь! Без отговорок бороться!

— Поиграть — поиграем! — говорит Ольчжибай. Что же? Ведь если я стану бороться, ты меня все равно убьешь!

Пока Ольчжибай оправляется, Агула-Эргегчи хватает с одного плеча оленью сыромятную шкуру, раздирает ее пополам и швыряет:

— На, дрянь, получай!

Хватает он шкуру с другого плеча.

— Уж не с оленьими ль шкурами ты бороться пришел? — крикнул Ольчжибай, бросился и схватился с ним. Агула делает ему подножки, трясет за плечи, наваливается... Но недвижно стоит Ольчжибай, словно клин, вбитый в Златонедрую Землю, стоит и шепчет:

— Преисподний хранитель моего тела, возьми от тела его! Преисподний хранитель моих волос, возьми от волос его! Преисподний хранитель моей крови, возьми от крови его! Один за другим явитесь и растерзайте его!

С этими словами потряс и поверг его Гесер-хан, государь десяти стран света, а гении-хранители его явились чредой и растащили тело Агулы.

* * *

— Это настоящий хубилган Гесера! — говорит Рогмо-гоа. — Но если это действительно Гесер, то теперь он непременно покажет мне какую-нибудь настоящую свою примету. А если это не он, то и не сможет показать.

Восходит Рогмо-гоа на белую часовню-субурган, справа расчесывает свои волосы и притворно плачет, величая Гесера. А Гесер, в образе Ольчжибая, собирал помет-аргал; как вдруг слышит трогательный плач и причитания Рогмо-гоа «о своем Гесере».

«Значит, не изменила мне моя Рогмо-гоа!» — решил он и показался ей в образе Кий-Вачжра-дгара-бурхана и девяти Манджушри-бурханов. Тогда с криками «пришел Гесер!» Рогмо-гоа бросилась бежать, Гесер же погнался за нею, настиг около дома, повалил на каменную плиту, трижды перевернул и наслал на нее забвенье о своем приходе.

Возвращается она домой и со слезами говорит Цаган-герту-хану:

— Пришел ли Гесер или не приходил? Или то был сон?