Гесериада

— Раз ты ушла сюда, — говорит Цаган-герту-хан, — то будешь женою высокого человека. Но как бы я не заставил тебя есть тело своего мужа и пить его кровь! Кто, ты думаешь, я, и кто Гесер-хан, государь десяти стран света?

И он ушел.

* * *

— Если это действительно Гесер, — говорит Рогмо-гоа, — то его не должны сожрать и змеи, а не то сожрут.

Тогда было приказано бросить Ольчжибая в змеиный ров, и его бросили. Гесер же покропил немного на всех змей молоком черной орлицы, и все змеи от этой отравы передохли. Обратил он большую змею себе в подстилку, а маленькую в подушку. Лежит и в образе Ольчжибая поет Гесер:

— Лишь только Цзаса-Шикир и тридцать богатырей, приняв бразды Гесерова правления, доверились словам Цотона, как сдали свою Рогмо-гоа трем ханам. Так люди говорят. Говорят, что Рогмо-гоа стала женой Цаган-герту-хана моего и забыла, изменница, о походе Гесера своего. Теперь же вторично изменяешь ты, Рогмо-гоа, помышляя о своем Гесере. А я, не стал ли я добрым молодцем, судьбою ниспосланным трем моим ханам. И вот я, Ольчжибай, не погибну, к каким бы козням против меня ты ни прибегала: блюдут меня гении-хранители трех моих ханов!

Говорят между собою три хана:

— Как же признать в нем Гесера!

И выпускают они Ольчжибая из змеиной ямы.

* * *

У Цаган-герту-хана были две собаки, Барс и Ирбис, которые рвали и пожирали людей. Рогмо-гоа держала обеих собак на цепи. Велит она позвать Ольчжибая и думает: если это действительно Гесер, то собаки его не тронут, а если нет — бросятся и растерзают. Бегает недалеко от нее Ольчжибай с плетенкой за плечами и делает вид, будто собирает аргал. Тогда Рогмо-гоа спускает на него обеих собак. Но не успели те подбежать к нему, как Гесер чудесною силой опрокинул над собой плетенку и смотрит.

— Если б это был Гесер, — решила Рогмо-гоа, — то собаки не бросились бы на него. Ну, а этот Ольчжибай счастливо отделался!

Ольчжибай пошел домой, превратившись в Гесера, но дома он опять принял вид Ольчжибая.

* * *

Садится Гесер на своего вещего гнедого, надевает все свои доспехи и, сопровождаемый всеми своими волшебными войсками, подступает к ставке трех ширайгольских ханов с западной стороны. Водружены значки и знамена, трубят трубы... Там и сям вырыты очаги, наполнено множество котлов. В лагере Богдо-Гесера великий пир. Забавляет он войска и борьбою борцов и стрельбою лучников; показывает войску все свои волшебства...

Собирают и ширайгольские три хана свое великое войско и выступают навстречу с кличем: «наступает Гесер!» Подступают к Гесерову стану, и — чудо! — к небу тянется синий столб дыма... И лишь на том месте, где варили пищу, около многочисленных очагов, лежит весь во вшах и гнидах мальчик. Ольчжибай подбегает к мальчику с саблей наголо.

— Погоди, голубчик Ольчжибай! — говорит Шиманбироцза. — Мы его допросим! — и он стал допрашивать мальчика:

— Чье было это огромное войско?

— Это был государь десяти стран света, Гесер-хан, который подступил было, чтобы отомстить вам, — отвечает мальчик. — Но он испугался и отступил, увидав, что вашего войска много, а нашего мало, и невозможно померяться силами.

— А ты-то почему же остался?

— Я — сирота, сын одного из тридцати богатырей, состоял у одного человека оруженосцем. Занудился вшами, не поспевал за войском, задремал и остался.

— По пословице «оленя оленьим же рогом бьют», — говорит Ольчжибай. — Не взять ли нам его на воспитание? Со временем будет колотить Гесера!

— Ты прав, Ольчжибай, — сказал Цаган-герту-хан. — Бери его и сделай из него человека.

Ольчжибай взял этого мальчика к себе, но тот тихонько встал ночью и исчез. Чуть свет является Ольчжибай к трем ханам и говорит:

— А это ихнее отродье, — поднялся и ушел.

— Стоило за-за этого вставать, ступай себе домой! — сказали ханы, и Ольчжибай ушел.

* * *

Надумав способ уличить Ольчжибая, что он не Гесер, Рогмо-гоа зовет его вместе с Чоймсун-гоа к себе: идти ставить жертвенник, так как она со времени прибытия своего из Гесеровой земли до сих пор еще не приносила жертвы. Все втроем отправились. По пути Рогмо-гоа обращается к мальчику Ольчжибаю:

— Помнишь, на том пиру я потеряла свою брошь-амулет? Поговаривают, что нашел ее ты! — и с этими словами она хотела было расстегнуть и посмотреть у него за пазухой, но Чоймсун-гоа подмигнула Ольчжибаю, и тот не позволил.

— Лучше старый брахман, чем новый бурхан[55], — промолвила Рогмо-гоа, признав в этом жесте Гесера, и пошла дальше. На горе Цзауса-Гумба стали приступать к жертвоприношению:

— Зачем же ставить жертвенник мне, раз налицо мужчина? — говорит Рогмо-гоа. — Ставь ты, Ольчжибай!

Ставит Ольчжибай жертвенник и приговаривает:

— Горный царь Ова-Гунчид; белый тэнгрий дева Арья-Аламкари; знаменитые волхвы Мова-Гуши и Дэнгбо, Бова Дэнцонг-Гарбо, Углур-Удкари, Чжамцо-Дари-Удам, Гесер-Сербо-Донруб! Ом-а-хум!

Рогмо-гоа одобрительно кивает головой, еще более убеждаясь. Потом говорит:

— Ты, Ольчжибай, все перевидал, все знаешь: хочу я загадать тебе загадки.

— Согласен! — отвечает Ольчжибай, и Рогмо-гоа задает ему загадки: