Гёте. Жизнь как произведение искусства

В те дни, когда Гёте пишет это письмо, он работает над пьесой, которая, как мы узнаем из «Анналов», стала для него «сосудом»[1301], вместившем в себя все, что он когда-либо думал и писал о французской революции. Речь идет о пьесе «Внебрачная дочь». Гёте задумал ее еще в конце 1799 года, но всерьез приступил к работе лишь после болезни, поначалу с большим трудом и в строжайшем секрете от всех. Даже Шиллер ничего не знал о новом произведении. В том, что он «не говорил о своей задумке, пока та не удалась», проявилось его старое «суеверие»[1302]. Изначально Гёте планировал написать трилогию, но в конечном итоге остановился на первой пье се, которая была завершена в марте 1803 года и с незначительным успехом под названием «Евгения» поставлена на сцене Веймарского театра 2 апреля.

Взяться за этот материал Гёте побудило знакомство с мемуарами Стефании фон Бурбон-Конти, внебрачной дочери принца Бурбона-Конти. Уже в то время было известно, что мемуары эти – не более чем фальсификация. Однако Гёте понравилась эта, по выражению Шиллера, сказка о социальном падении благородной особы в результате придворных интриг и коварства и о сохранении душевного благородства в трудные времена. Ее сюжет он и положил в основу своей пьесы.

Евгения, внебрачная дочь герцогского рода, лишенная титула и прав, учится терпеть лишения. Ей предоставляют право выбора: жить в бесплодной изоляции и обиде, но с гордым сознанием своего высокого происхождения, или же принять предложение от мужчины бюргерского сословия и жить хоть и инкогнито, но достойно. Она выбирает безвестность бюргерского существования и сохраняет благородство души, поначалу скрытое от людских глаз, а также надежду на то, что когда-нибудь внутренняя справедливость найдет воплощение во внешнем мире. Но прежде чем это происходит, они терпит лишения и блюдет свою честь. «Не иначе вершатся чудеса // Здесь, на земле, как по наитью сердца!»[1303] Как и в «Ифигении», человеческое здесь тоже сохраняется в замкнутой возвышенной натуре, огражденной от шума и суеты человеческого общества. Отсюда и размеренность стилизованной стихотворной речи, опять-таки как в «Ифигении», и в целом тщательно продуманная композиция пьесы, изящное переплетение мотивов и символов, придающее произведению нечто орнаментальное, сопротивление хаосу революции и коррупции через художественную форму.

«Внебрачная дочь» полностью соответствует духу веймарской драматургии, принципы которой Гёте и Шиллер разрабатывали в предыдущие годы. Подобно тому как Евгения невозмутима и верна себе, невзирая на крушение старого порядка, так и строгая форма драмы утверждает классический идеал искусства вопреки «грязевому потоку» банальностей (лагерь Коцебу) и эксцентричности дикарей (лагерь романтиков). Вообще для Гёте важно не вступать в «партийные распри»:

Лишь в доме, где спокойно правит муж.
Бытует мир, который ты напрасно
Искала бы в далекой стороне.
Ни зависти, ни гнусному коварству
Ни клевете, ни буйным схваткам партий
Нет доступа в наш заповедный круг[1304]

.

Сама пьеса, как и «Ифигения», замыкается в «священный круг». Гёте сознательно не стремится к сценичности. Это произведение – как закрытый моллюск, как талисман. Его магической силой пользуются, но сам талисман никому не показывают. Неудивительно, что театральная постановка пьесы не имела успеха. Публика поразилась художественному совершенству текста, но не проявила интереса к его сценическому воплощению. Мадам де Сталь, находившаяся в то время в Веймаре, присутствовала на спектакле и испытала noble ennui[1305].

Для Гёте «Внебрачная дочь» стала прибежищем, в котором он искал спасения от водоворота истории и «партийных» устремлений всех сортов. Он писал эту трагедию в то время, когда партийные распри в Веймарском герцогстве достигли апогея. Зачинщиком выступил Коцебу – самый успешный немецкоязычный драматург того времени. На сцене гётевского театра тоже нередко ставили его пьесы, уступая желаниям публики. Сам Гёте видел в его произведениях исчадие банального натурализма, которому они с Шиллером объявили священную войну.