Все это было чистой правдой. Николай Потоцкий мечтал оставить гетманскую булаву своему старшему сыну. Должности в Речи Посполитой пожизненные, но отнюдь не потомственные. Стефану необходимо проявить себя на поле брани. И слава богу, шумное дело сыскалось. О шуме Хмельницкий сам позаботился. Раззвонил о своем бунте по всей Польше. Имя Хмельницкого, как пасхальное яичко, перекатывалось и в старостве, и в сенате, и во дворце короля.
Все, конечно, понимают: разогнать скверно вооруженный и трусливый сброд — искусства большого не нужно. Стефана Потоцкого заранее угнетала его будущая победа.
— Нет более разрушительного оружия для великого государства, чем покой, — говорил он теперь Шембергу и свите. — Сидя на землях, доставшихся от дедов, мы будем знать толк в породах поросят и даже научимся в конце концов сами, без помощи арендаторов, считать прибыли. Но вот когда мы этому научимся, некий государь в звериных шкурах пройдет по нашим отменно вспаханным землям, чтобы раздать их своим воинам.
— Я давно знаю Хмельницкого, — мрачно откликнулся комиссар Шемберг. — Пан Хмельницкий не из тех, кто начинает дело очертя голову.
— А на что он может надеяться? — спросил Стефан Потоцкий. — Нет, я об этом Хмельницком даже слышать не хочу, ибо нам тоже не на что надеяться. Сия победа лавров не принесет. Я — о другом. Я о моей тоске по иным временам, когда отважный рыцарь мог создать королевство, а мог разрушить дюжину королевств. Я о временах Болеслава Храброго. А за мерзавцем Хмелем нам придется еще по днепровским островам лазить, как за подбитой уткой.
Шемберг первым тронул коня, раздражение переполняет его.
Уж больно все легко делалось!
Коронный гетман, имея под рукой пятнадцать тысяч великолепного войска, дошел только до Чигирина. Далее начиналась дикая степь, и гетман, дабы не утруждать себя заботой о громоздком обозе, разделил армию на две части. Одна с ним осталась под Чигирином, другая, во главе со Стефаном, выступила на бунтовщиков. Но и эту армию хотели избавить от лишних хлопот. Ради быстроты маневра коронный гетман разделил войско еще на две части. Четырехтысячный отряд реестровых казаков с пушками и со всем продовольствием был отправлен на лодках по Днепру до крепости Кодак, а со Стефаном, сушей, пошла конница, легкие пушки и небольшой обоз — всего тысячи три воинов. Чтобы не повторять за Днепром долгой петли, углубились в степь. Марш совершали без разведки, не выдвигая заслонов, не заботясь о тыле.
Шембергу не хотелось быть каркающей вороной, да и не мог он себе представить, что засевшая на островах голытьба, хоть с самим мудрецом Хмельницким во главе, сможет оказать регулярному войску сопротивление, но неспокойно было на сердце.
«Видно, убьют меня», — подумал Яцек Шемберг и сразу успокоился. Что ему смерть? До седых волос, слава Господу, дожил. До позора бы не дожить. Умереть на поле брани — не худшая доля. Для того и называют себя люди солдатами, чтоб весь век у славы и смерти быть на примете.
За час прошло два коротких сильных дождя, войско, выйдя на сырую низменность, поломало строй, тяжелые возы и пушки застревали в грязи, но у Стефана Потоцкого настроение нисколько не испортилось.
Не останавливая всего войска, он разрешил пушкарям и обозу сделать короткий привал, покормить лошадей: впереди переправа через речку Желтые Воды.
Мысли молодого полководца витали далеко. Он мечтал о встрече с Катериной Серховецкой. Грохоча шпорами, пройдет он через весь дом и в опочивальне пани устало сбросит пыльный плащ…
Впрочем, почему устало? И зачем он — пыльный плащ? Нужно явиться к пани, как с аудиенции у короля. Порядок в костюме, духи, светская новость на устах, что-нибудь из сплетен о новой королеве. Словно бы и не было этого похода. А если будут вопросы — как им не быть, — то рассказать следует что-нибудь забавное, а главное — об охоте на лебедей. Надо обязательно после разгрома Хмельницкого устроить лебединую потеху.
Комиссар Войска Запорожского Яцек Шемберг в эти самые минуты тоже помянул Хмельницкого. Где он теперь, старый сыч? Потоцкий вон что вытворяет! Оставил без прикрытия пушки и обоз. Налетят казаки — возьмут голыми руками. И главное, никого не заботит, что Хмельницкий потерян из виду. Знали: на острове Буцком он строит крепость. Знали: уговаривал крымского хана прислать на Украину войско. Знали: у бунтовщика не больше трех-четырех тысяч сабель, но, если он прорвется на Украину, отряд за неделю станет армией. Стотысячной! Торопился коронный гетман затоптать костерок, пока не полыхнуло на всю украинскую степь, но вот беда — Хмельницкого посчитали разбитым, даже не зная, где он.
Шемберг хлестнул коня плеткой, поскакал к Стефану Потоцкому.
Тот издали прочитал на лице комиссара недовольство и, не дожидаясь назидания, заговорил первым:
— Странно, мы ничего не знаем о супостате. Давно уже сбежал, наверное… Вас я хотел просить об одолжении перевести войско через реку. Вы самый опытный из нас.
«А ведь не дурак! — подумал Шемберг о молодом Потоцком. — Слава Богу, не дурак. Если булава достанется ему — не в худшие руки».