Как обычно, каждый понедельник проводилось заседание коллегии, а сразу же после него, во второй половине дня - обсуждение какого-либо из важнейших вопросов из проблематики министерства. Полемика частенько становилась жаркой, но Че нравилось, когда другие спорили с ним. Он не любил субординации, не затыкал рта оппонентам и не позволял так поступать своим заместителям.
Примерно в то же время Че представил кабинету министров документ под названием "Основные задачи на 1963 год", в котором сделал несколько предложений. Во-первых, Министерство промышленности приступает к закреплению достигнутых успехов и на некоторое время отказывается от каких-либо новых инвестиций (что означало: Куба не должна покупать никаких новых советских фабрик до тех пор, пока не закончит монтаж тех, которые уже закупила в Восточной Европе). Во-вторых, следовало покончить с несоответствием в масштабах заработной платы и объявить войну бюрократизму. В-третьих, министерство настаивает на техническом и профессиональном обучении и начинает сражение за качество продукции.
Кампания производственного обучения, проводимая под руководством министерства, шла своим чередом. Ею было охвачено 34,4 % из 189 514 индустриальных рабочих. Начались также научные исследования, связанные с организацией промышленности. Фигерас вспоминал, что в период 1963-1964 годов было основано десять исследовательских центров Министерства промышленности, несмотря на то что пригодные для научной работы кадры были в то время крайне малочисленными.
Че Гевара оставался все таким же увлекающимся и замкнутым человеком с тяжелым характером; коллегам частенько было нелегко с ним. Энрике Ольтуски вспоминал:
"После многочисленных встреч наши отношения стали ближе, но не переросли в дружбу, а в январе нам несколько раз пришлось скрестить с ним копья. Однажды я положил ему руку на плечо в знак дружеского расположения, а он спросил: "Что за фамильярность?" Так что мне пришлось сразу же убрать руку.
Через несколько дней он сказал мне: "Знаешь, а ты не такой сукин сын, как я думал!"
Мы рассмеялись и стали друзьями".
Возникали все новые и новые анекдоты о своеобразном стиле поведения Че. Например, 21 января, во время заседания коллегии, рядом с Че стоял закрытый термос с кофе. Хаиме Вальдес Гравалоса попросил Че открыть его и налить кофе, но термос так и стоял закрытым. Когда спустя немного времени Гравалоса возмущенно повторил свою просьбу, Че ответил, что "тут недостаточно кофе для всех, так что никто не будет его пить".
Через некоторое время Че сказал своему коллеге Мигелю Алехандро Фигерасу: "Ты знаешь, что я не слишком ценю материальные стимулы, но я буду использовать материальные взыскания. Поскольку в обязанности твоего штата входит посещение двух фабрик в месяц, а вы этого не сделали, то начиная с нынешнего дня никто не получит зарплаты, пока вы не наверстаете упущенное".
Че своей строгостью и сверхъестественной требовательностью в сочетании с резкими перепадами в настроении мог вызывать в людях как поразительную преданность, так и непримиримую ненависть. Но женщины, работавшие в министерстве, восхищались им. Вероника Фернандес, служившая под его руководством, рассказывала позднее: "Свойства характера и внешность Че производили неизгладимое впечатление на девушек в министерстве, а некоторые были просто влюблены в него. Он был мужчиной, которого природа одарила красивыми чертами лица. Он был очень мужественным, с красивыми глазами. Эти глаза были говорящими".
Через шесть или семь лет после этих событий Кубу посетил никарагуанский поэт Эрнесто Карденаль, собиравший в поездке различные истории из жизни Че. Все стремились внести вклад в его поиски. В результате получилась компиляция анекдотов о министре, который обедал в кафетерии как простой рабочий, стоя в общей очереди с алюминиевым подносом, который стоял, прислонившись к креслу, чтобы не уснуть сидя, и читал служебные документы по воскресеньям, вернувшись домой после целого дня добровольной работы. Суть этих историй во многом отражает следующий диалог:
Карденаль: "Не каждый может быть таким, как Че".
Аиде Сантамария: "Даже Че не всегда мог соответствовать образу Че. Порой и он тоже уставал, добирался до дому измученный и хотел всего лишь побыть со своими детьми".
В феврале Че снова довел себя до предела. По Гаване прошел слух, что он сошел с ума, что теперь ему недостаточно еженедельной воскресной добровольной работы - он хочет в одиночку срезать весь урожай сахарного тростника. 3 февраля он вдруг приехал в Камагуэй, на сахарный завод, который, как и партизанская колонна Че в Сьерре, носил имя Сиро Редондо, чтобы провести испытания машины для уборки тростника.