Гевара по прозвищу Че

“В тот день мы ничего не ели, строго нормируя воду, которую раздавали в окуляре оптического прицела, так что всем доставалось поровну, а ночью мы двинулись дальше, чтобы увеличить расстояние между нами и местом, где мы провели один из самых мучительных дней войны, после которого мы, голодные и жаждущие, испытывали чувство поражения, подавленности и осязаемой, неизбежной опасности и забивались, словно крысы, в норы”.

Но в тот же день им повезло: направившись на северо-запад, они наткнулись на ручей.

“Мы попадали на землю и принялись пить страстно, как лошади, до тех пор, пока вода вмещалась в наши пустые животы. Мы заполнили наши фляги и пошли дальше.

Той ночью мы продолжали наше паломничество, пока не подошли к дому, откуда доносились звуки оркестра. Снова разгорелся спор. Рамиро, Альмейда и я чувствовали, что на эти танцы, или что там еще было, ни при каких обстоятельствах нельзя идти, поскольку кампесинос немедленно выдали бы наше присутствие в этом месте, пусть даже случайно, по неосторожности. Камило сказал, что мы в любом случае должны пойти и поесть. В конце концов Рамиро и мне поручили войти в дом, узнать новости и раздобыть еды. Когда мы подошли поближе, музыка умолкла и можно было расслышать голос, который произнес что-то вроде: “Выпьем за наших товарищей по оружию, которые настолько блестяще...” Этого было достаточно, и мы как можно быстрее ускользнули назад, и сообщили нашим товарищам, кто веселился на этой вечеринке”.

В два часа утра 13 декабря голодные и сильно упавшие духом люди увидели крестьянский дом. Снова начались споры о том, стоит ли приближаться к нему. К счастью, оказалось, что он принадлежал Альфредо Гонсалесу, адвентисту седьмого дня, который вместе со своим пастырем принадлежал к одной из ячеек Движения 26 июля и был направлен Селией Санчес, руководившей работой в Сантьяго и Мансанилье, для оказания поддержки десанту с “Гранмы”.

“Повсюду были неудачи. Новости приходили плохие”. Они услышали, что по крайней мере шестнадцать членов их экспедиции были мертвы — убиты после взятия в плен, а не в бою.

“Нам оказали дружеский прием, и в хижине кампесино сразу же начался безостановочный банкет. Мы сидели часами и ели, ели до тех пор, пока не рассвело и оказалось поздно выходить. Утром пришли кампесинос. Они узнали, кто мы такие, и пожелали дать нам чего-нибудь съестного или что-то подарить.

Вскоре маленькая хижина превратилась в настоящий ад. Альмейда испытывал дьявольские муки из-за поноса, остальные восемь комплектов кишок выказали явную неблагодарность и отравили замкнутое пространство. Некоторых из нас даже рвало”.

Ходили слухи, что Фидель жив и нашел защиту в одной из организаций Селии Санчес, во главе которой стоял Кресенсио Перес, вождь восстания в горах.

“Под впечатлением страшных рассказов кампесинос мы решили оставить наши ружья, хорошо их припрятав. Вооруженные только пистолетами, мы попытались пересечь шоссе, находившееся под тщательным наблюдением”. Они разбились на две группы и начали подниматься на Сьерру. Альмейда и Че приняли меры предосторожности, взяв с собой два пулемета “стар”, но винтовки остались в доме кампесино. Там же остался и Уртадо, который был серьезно болен.

Когда они на следующий день добрались до жилища пастуха по имени Росабаль, то узнали, что Уртадо по неосторожности слишком много говорил и это привело к предательству. Солдаты захватили и его, и оружие.

“Этот товарищ Росабаль, как только услышал ужасные новости, сразу же связался с другим кампесино, который очень хорошо знал местность и говорил, что сочувствует мятежникам. Той же ночью они вывели нас оттуда в более безопасное убежище. Кампесино, попавшийся нам в тот день, был одним из ключевых кадров в организации Селии”.

15 декабря маленькая группа Че провела в пещере, а следующие несколько дней пробирались от одного крестьянского дома к другому. Фермеры прятали, кормили и провожали их. Наконец на рассвете 20 декабря они добрались до фермы Монго Переса, брата Кресенсио. Там их ожидали Фидель, Рауль, Амейхейрас, Юниверсо Санчес и еще полдюжины соратников, оставшихся в живых. Один из сыновей Кресенсио, который за несколько дней. до этого был ненадолго арестован по подозрению в том, что помог мятежникам скрыться от армейского патруля, заметил, что аргентинец, входивший в группу, был оборван, бос и дрожал; он попросил какой-нибудь мешок, чтобы завернуться, так как погибал от холода.

Фидель, увидев их, не скрывал своей радости, но жестоко отругал за то, что они бросили оружие. “Упреки Фиделя были очень резкими”.

“Вы не заплатили должной цены за сделанную ошибку, потому что заплатите своей жизнью за оружие, которое бросили по пути в этих обстоятельствах. При возможном столкновении с армией ваше оружие было единственной реальной надеждой на выживание. Бросить его было преступной глупостью”.

Че, пристыженный заслуженной взбучкой, не включил в свой дневник ни одного упоминания о полученном выговоре, ограничившись только словами о своей астме и о том, что спал он очень плохо.