Гезат

— До нас дошли слухи, что в Риме война. Римляне разделились на две партии и убивают друг друга, им теперь не до нас, — начал он, после чего перешел к главному: — Вожди всех племен собрались в тайном месте и поклялись перед богами в условленный день выступить вместе против римлян.

— Прямо таки все племена?! — не поверил я и перечислил римских союзников: — И эдуи, ремы, арверны и лингонами тоже?!

— Ремов и лингонов, вроде бы, не было на том совещании, точно не знаю, а несколько эдуйских и арвернских вождей присутствовали, — ответил он и добавил: — Первыми начнут карнуты.

— Пусть начинают, — спокойно произнес я, после чего спросил: — Ты-то зачем приехал? Хочешь присоединиться к восстанию?

— Нет, конечно! — искренне воскликнул он.

Но, видимо, и погибнуть вместе с римлянами не хочет.

— И правильно сделаешь, — заверил я и перевел почерпнутое из учебника истории на понятный кельту язык: — Там, где я вырос, жил очень сильный друид. Его предсказания всегда сбывались. Однажды я спас его внука, который чуть не утонул в реке, и в благодарность за это друид предсказал, что я стану гезатом, поступлю на службу в римскую армию, которой будет командовать Цезарь, и предупредил, чтобы я всегда шел за ним, потому что этот римлянин победит всех врагов, станет единоличным правителем Рима и умрет в мирное время от рук тех, кого будет считать друзьями.

Кон, несмотря на то, что был сообразительнее многих своих соплеменников, друидам доверял полностью, поэтому задал вопрос:

— Значит, нам лучше вернуться в легион, когда начнется?

— Решайте сами. Если не приедете, отнесусь с пониманием, — как можно равнодушнее сказал я. — Знаю, что гнет захватчиков тяжел, но выбор у нас небольшой: или под римлянами, или под германцами. Первые все-таки лучше, более культурные. Да и сильнее они сейчас германцев, а на войне надо быть на стороне победителя. Не мне тебе объяснять, что делают с побежденными.

— Это да, на войне лучше не проигрывать! — сразу повеселев, согласился он и одним глотком допил вино в чаше. — Я скажу нашим, чтобы сразу ехали в каструм, если начнется.

— Римляне оценят это по достоинству, — заверил я, после чего спросил: — У меня переночуете?

Окинув взглядом мое жилье, Кон ответил:

— У тебя тут места мало, лучше в нашем бараке.

Значит, ему надо пообщаться с теми, кто остался на зиму в каструме, и принять общее решение.

Я вышел вместе с декурионом, перекинулся парой фраз с его спутниками, после чего пошел вслед за ним в каструм, только не к баракам, а к дому легата. Третьего дня выпал снег, а вчера резко потеплело, поэтому дорога раскисла. Грязь липла к сапогам, мешая идти. Я сразу пожалел, что вышел из дома. Сколько раз говорил себе: тебя не долбят, ногами не дрыгай. Пусть Гай Юлий Цезарь ломает голову. Сообщу я или нет, все равно он победит. Впрочем, в данном случае надвигающиеся события могли зацепить и меня. Не хотелось бы попасть в переплет и потерять нажитое непосильным грабежом.

Луций Росций Фабат, громко отсчитывая удары, наблюдал, как два легионера пороли розгами третьего у позорного столба. Наказуемый стоял голый и босой, обхватив столб руками, связанными в запястьях. Белая спина была в красных горизонтальных полосах, оставленных розгами. Видимо, провинность была легкая, иначе бы били палками и более тридцати шести раз. Зрелище явно возбуждало легата, хотя в садистах не числится. Впрочем, в это жестокое время трудно прослыть извергом.

Когда экзекуция закончилась, Луций Росций Фабат резко развернулся и широким шагом направился к своему дому, с чавканьем меся грязь сандалиями, надетыми на длинные шерстяные носки, испачканные и промокшие снизу.

Увидев меня и догадавшись, что пришел к нему, спросив на ходу:

— Что надо?

— Получил известие от надежного человека, что галлы готовят большое восстание, — шагая сбоку и чуть позади легата, доложил я.

— Пусть готовят, — пренебрежительно произнес он.

— Надо написать Цезарю, — сказал я. — Он всегда доверял сообщениям от этого человека и щедро платил за них.

— Вот когда приедет, тогда и заплатит, — отмахнулся Луций Росций Фабат и зашел в дом.

Я остановился перед двумя легионерами, которые стояли на часах у двери, зло сплюнул в грязь и пошел к себе. Надеюсь, меня минует та высокая цена, которую римляне заплатят за свою беспечность и самоуверенность.

75