Гьяк

По дороге в Смирну я ни слова не проронил. Ну, не то чтобы и у других тоже охота была болтать, но я вот голову вниз опустил и шел себе прямо. Так вот шел я, шел, как чувствую, что на меня сверху тень упала, обернулся я и вижу, Фимьос ко мне подходит. Он улыбался и был такой красивый, вот такой высокий, плотный, с усами светлыми, густыми, словно пшеница растет над губой. Эй, ну ты че? – говорит мне. Сперва ты хохотал, как безумный, а теперь что стряслось, что ты ни слова не говоришь? Испужался? Я только и глядел на него, вот так, как дурак, так что он опять мне говорит: ты себе голову-то не забивай-ка. Вот такие вот дела сейчас творятся. То смех, то нож. Ты быстрехонько пообвыкнешь, потом и тебе по барабану будет. Я хотел было сказать что-то, но язык у меня все заплетался, так что я еле и мог одно спасибо ему выдавить, что он жизнь мне спас. Да брось ты, говорит он мне, и вот так вот за плечо меня приобнял, так что мы совсем рядом пошли. Здесь всегда оно так. Один за другого. Да и потом, как же я мог дать этим сволочам такого парнишку схавать, – и подмигнул мне.

С тех пор начали мы с ним больше общаться и очень хорошо сдружились. В столовой он высматривал, где я, подходил и подсаживался ко мне, чтоб мы вместе поели, да еще давал мне иногда и кое-какой кусочек лукума, если он с кухни что смог стащить. А когда у нас не было наряда, мы опять-таки снова вместе собирались, ну, курили, там, и то о деревне болтали, то о всяких новых вещах, которые мы видели в тех местах, где сейчас были. И он все говорил мне, что, ежели дадут нам увольнительную, возьму тебя на прогулку в город, посмотришь, какая там красота-то, поглядишь, как люди отдыхают. А затем мы и в спальне так подстроили, чтобы кровати рядом друг с дружкой занять, и допоздна беседовали так вот потихонечку, рассказывали о всяких вещах, что кому нравится. Ну, как тебе сказать, стали мы одним целым. Один без другого не мог. И мне это нравилось, потому как хорошая была компания.

Однажды так случилось, что мы вместе получили увольнительную в город. Лейтенант-то наш, мол, друг мой – так он мне сказал, когда пришел, – так что это я обо всем договорился. И помню я, он и сам тогда смеялся, и усы у него смеялись. Отведу я тебя погулять, говорил он мне, так что ты глядеть будешь и глазам не верить. Вот так вот берет он и достает из кармана кусок ароматного мыла, кладет мне в руку и накрывает его своей, иди, мол, помойся, чтобы быть красавчиком, чистеньким, собирайся, и мы пойдем. Я посмотрел на него, счастливый такой, потому как с тех пор, как в Смирну приехал, я и не выходил никогда, кроме как по службе, так что я на радостях обнял его и говорю: вот спасибо тебе, Фимьос. Вышел и пошел помыться и прихорошиться к прогулке.