Гибель 31-ого отдела

- А вы могли понять, что там произошло?

- Да, почти все. Я очень удачно стоял. Меня не видно, а я могу видеть всю террасу, комнату в нижнем этаже и лестницу к его спальне. И дверь спальни.

- Так что же произошло?

- У них были гости. С детьми, наверное, ради воскресенья.

Он смолк.

- Дальше.

- Дети, говорю, были, - задумчиво продолжал рассказчик. - Играли они на террасе, а сам он сидел с гостями в большой комнате на первом этаже и что-то пил. Скорее всего, водку, но не очень много.

- Ближе к делу.

- Вдруг на террасу влез барсук.

- Ну и?..

- Сдуру, должно быть. Дети поднимают крик, барсук не может убежать вокруг террасы идут такие вроде как перила, барсук мечется. Дети орут.

- Ну?

- А слуг поблизости нет. И никаких мужчин, кроме него. Ну и, конечно, меня. Вот он встает, выходит на террасу и смотрит, как мечется барсук. Дети вопят от страха. Сперва он раздумывал. А потом подошел к барсуку и подтолкнул его носком, чтобы спугнуть. Барсук пригнул голову и цап его за ногу. А потом он нашел выход и удрал.

- А шеф?

- Шеф вернулся в комнату, но, не присаживаясь внизу, стал подниматься по лестнице. Еще я видел, как он открыл дверь в свою комнату и упал прямо на пороге. Застонал и позвал жену. Примчалась жена и уложила его в постель. Потом они закрыли дверь. Наверно, она помогла ему раздеться. Она несколько раз выходила из комнаты и возвращалась с разными вещами - принесла чашку, наверно, еще термометр - на таком расстоянии разве увидишь?

- Барсук укусил его или нет?

- Укусить не укусил. Скорее, просто напугал. А странно...

- Что странно?

- Да вот с барсуком. Ведь они спят в это время года. Я сам смотрел по телевизору передачу про зимнюю спячку барсуков.

- Воздержитесь от ненужных подробностей.

- Понял.

- С сегодняшнего дня можете вернуться к обычным служебным обязанностям.

- Понял. - Он потеребил свой бинокль. - Любопытное было задание, позволю себе заметить.

- Воздержитесь от ненужных подробностей. И еще одно.

- Слушаю.

- Ваша манера докладывать оставляет желать много лучшего.

- Понял.

Иенсен подошел к дому, и горничная впустила его. Где-то пробили часы. Одиннадцать. Иенсен стоял с фуражкой в руке и ждал. Через пять минут появилась жена шефа.

- В такое время? - спросила она надменно. - Я уже не говорю о том, что мой супруг стал жертвой несчастного случая и лежит в постели.

- Я по очень важному делу. И срочному.

Она поднялась наверх и вернулась через несколько минут,

- Вот здесь телефон, можете поговорить с ним, но недолго.

Иенсен снял трубку.

Шеф был явно утомлен, но голос у него был четкий и мелодичный.

- Так-так... Значит, вы его посадили?

- Он задержан.

- Где он сейчас?

- Ближайшие три дня он проведет в шестнадцатом участке.

- Чудненько. Бедняга, без сомнения, душевнобольной.

Иенсен промолчал.

- Выяснилось еще что-нибудь любопытное во время следствия?

- Нет.

- Чудненько. Всего вам наилучшего.

- Еще одно.

- Покороче, пожалуйста. Вы поздно пришли, а у меня был нелегкий день.

- Прежде чем его задержали, он успел отправить второе анонимное письмо.

- Ах та-ак. А содержание вам известно?

- Если верить его словам, оно ничем не отличается от первого.

Молчание так затянулось, что Иенсен даже счел разговор оконченным. Когда шеф заговорил снова, у него стал другой голос:

- Значит, он, как и в прошлый раз, грозит взорвать здание?

- Очевидно.

- А была у него возможность пронести в здание взрывчатку и подложить ее?

- Едва ли.

- Но можете ли вы поручиться, что это совершенно исключено?

- Конечно, не могу. И все же это представляется абсолютно невероятным.

Голос шефа отразил глубокие раздумья. Помолчав тридцать секунд, шеф завершил разговор следующими словами:

- У меня нет сомнений, что он душевнобольной. Все это крайне неприятно. Впрочем, если и принимать какие-то меры, так ведь не раньше чем завтра. Итак, покойной ночи.

Домой Иенсен возвращался на малой скорости. Пробило полночь, а ему все еще оставалось добрых пятнадцать километров до города. Тут его обогнала большая черная машина.

Она удивительно напоминала машину шефа, хотя Иенсен не мог бы сказать с уверенностью, что это именно она.

Без малого в два он подъехал к своему дому.

Он устал, проголодался и совсем не испытывал почему-то того приятного чувства, которое появлялось у него всякий раз после законченного дела.

Он разделся в темноте, прошел на кухню, отмерил сто пятьдесят граммов и залпом осушил стакан. Потом прямо так, голый, подошел к мойке, ополоснул стакан, вернулся в комнату и лег.

Заснул он почти сразу. Последним, что успело на границе сна промелькнуть в его сознании, было чувство одиночества и неудовлетворенности.

XXVII

Едва открыв глаза, Иенсен мгновенно стряхнул остатки сна. Что-то разбудило его, он только не знал что. Вряд ли это был какой-то звук извне - телефонный звонок или выкрик. Скорей всего, мирное течение сна нарушила мысль, острая и ослепительная, как вспышка магния. Но как только он открыл глаза, мысль исчезла.

Он немного полежал, глядя в потолок. Встал минут через пятнадцать и прошел на кухню. Электрочасы показывали без пяти семь, день недели - понедельник.