Гибель адмирала Канариса

– В чем же заключается ваша правота? – с некоторой долей иронии поинтересовался бригадефюрер.

– Все, что я делал, в конечном итоге было направлено на спасение Германии.

– И теперь вы попытаетесь убедить в этом таких великих патриотов Германии, как Борман, Мюллер и Кальтенбруннер? Которым придется признать, что рядом с вами они выглядят предателями интересов германского народа?! – уже откровенно изощрялся Шелленберг.

– Ну зачем же так прямолинейно? – попытался урезонить его Канарис, понимая, что в этом же ряду Вальтер мог назвать и самого себя. – Я не имел в виду этих господ.

– Интересно, как это вам удастся убедить их? – не мог угомониться бригадефюрер. – Вот тогда уж эти господа сделают все от них зависящее, чтобы стереть вас с лица земли.

– Я не слышал этих слов, – предостерегающе приподнял руку Канарис.

– Как вам будет угодно, – голос шефа разведки СД зазвучал с откровенным вызовом.

– Но лично я полагаюсь на встречу с Гиммлером.

Шелленберг выслушал его с таким снисхождением, словно это была исповедь юродивого.

– Кстати, о бегстве… Почему вы решили, что я пытался предоставить вам такую возможность, адмирал?

– Ну, видите ли…

– Очевидно, вы не так поняли меня, – сухо отчеканил Шелленберг. Не хватало еще, чтобы во время допросов, под пытками, адмирал начал раскаиваться, что не воспользовался возможностью бежать, которую ему предоставил Шелленберг! Судя по лепету, который Канарис извергал сейчас, в принципе от него можно было ожидать чего угодно. – Я всего лишь даю вам возможность собраться в дорогу.

«Ты еще тысячу раз пожалеешь об этой своей наивности, Канарис, – мстительно молвил он про себя. – Пройдет всего несколько часов, и ты на коленях будешь вымаливать то самое “личное оружие”, которым теперь пренебрегаешь. А возможность выпрыгнуть из окна будет представляться тебе разве что в сладостном сне!»

– Считаете, что мне следует оставаться в мундире?

– Что вы сказали?! – поморщился Шелленберг, все еще увлеченный своим «мстительным» монологом.

– Может, переодеться в гражданское?

– Не забывайте, что вы будете находиться в окружении военных. В военной школе. Где гражданские столь же презираемы и неприемлемы, как монахи – на палубе военного корабля во время артиллерийской дуэли.

– Думаю, что к вашим словам следует прислушаться, – признал Канарис.

– Допрашивать, вас, кстати, тоже будут военные, какие-нибудь лейтенанты-унтерштурмфюреры.

– Неужели?.. – горестно покачал головой адмирал.

– А вы представляете себе эти допросы в виде задушевных бесед с Мюллером и Кальтенбруннером за чашкой кофе? Не следует обольщаться, господин адмирал.

– С Кальтенбруннером – «задушевно»!.. – с той же горечью хмыкнул бывший шеф военной разведки. Шелленберг знал, что земляка Гитлера, этого грубияна Кальтенбруннера, он опасается больше, нежели шефа гестапо. – Впрочем, я имел в виду не это: неужто вообще дойдет до допросов?

«Боже мой! – мысленно взмолился Шелленберг. – Неужели этот человек в течение многих лет мог возглавлять одну из могущественнейших секретных служб мира – абвер?! Несчастная Германия!»

6

Увы, не прошло и получаса, как адмирал вновь спустился в гостиную. Даже явление Христа не так поразило бы Шелленберга.

«Куда он так торопится?! – искренне удивился бригадефюрер, отрываясь от попавшегося под руку журнала и саркастически осматривая адмирала. – Я ведь дал ему час. Еще целый час – для побега, эффектного самоубийства, просто раздумий… Целый час свободы!»

Однако Канарис пока что не был способен оценить его великодушие, оценить истинную стоимость свободы, и в этом была его трагедия. Перед Шелленбергом он предстал тщательно выбритым; парадный мундир сидел на нем с такой молодцеватостью, словно адмирал собрался на прием к фюреру по случаю повышения в чине или вручения высшей награды рейха.

– Будьте предельно осторожны, Шелленберг, – не дал он опомниться своему тюремщику. – Я крайне опасаюсь, что моим арестом дело не кончится.

– Что вы имеете в виду?

– Мне давно известно, что Мюллер накапливает все, что хоть в какой-то степени способно скомпрометировать вас.

– Мне это тоже известно, адмирал, – спокойно подтвердил Шелленберг, только сейчас нехотя расставаясь с журналом и столь же неохотно поднимаясь.

– Не верится, что он упустит такую возможность избавиться от вас, какую предоставляет ему охота на генералов, развернутая фюрером после покушения. Настоящий отстрел армейской элиты. Если рейх выиграет в этой войне, то к победе он придет, не имея ни одного генерала из числа тех, кто ее начинал. Случай, беспрецедентный в истории войн.

– Все мы ходим под Богом и фюрером.

– Причем в последнее время – все больше под фюрером, – проворчал Канарис, – а Господь в наши отношения почему-то старается не вмешиваться.

– Не вмешивается, вы правы. А что касается гестапо… Спасибо за предупреждение. Я знаю цену риску и попытаюсь свести его к минимуму. Даже если опасность исходит от самого Мюллера.

– Извините за назойливость, Шелленберг, но я действительно считал своим долгом предупредить вас.