Гибель адмирала Канариса

Позиция у него была более чем удобная, поскольку в любое время он мог скрыться за извилистым скалистым мысом; но, похоже, что капитан второго ранга Бредгоун привел сюда свой «Глазго» вовсе не для того, чтобы отсиживаться под прикрытием островных хребтов.

– Неужели он решится открыть огонь? – хрипло проворчал фон Келлер, на какое-то время отрывая от глаз бинокль.

– Первый залп прозвучит максимум через минуту, – как-то беззаботно заверил его Канарис.

– Если так, то это будет наш последний бой.

– Но он все же будет.

– Судно не готово к бою, – почти с отчаянием повертел головой фон Келлер. – Сейчас самое время поставить определиться со стоянкой и заняться его ремонтом.

«Оно и не может быть готово к бою, – мысленно вскипел Канарис, – если к нему не готов сам командир судна! Именно он, а не команда, и его уже давно следует завести в док, на вечную стоянку!» Однако вслух произнес:

– Именно поэтому нам с особой тщательностью следует готовиться к бою, господин фрегаттен-капитан. Враг не оставляет нам ни выбора, ни времени для раздумий.

– Эти слова, обер-лейтенант, должен был бы произнести я, – раздосадованно пробормотал командир крейсера.

– В конце концов, британский крейсер тоже получил несколько повреждений и достаточно истрепан в бою и походах.

– Пусть это будет нам утешением, – чуть решительнее произнес барон. И тут же приказал поднять якорь, чтобы судно получило хоть какую-то маневренность; хотя, как его командир, он прекрасно понимал, что силы действительно неравные и что его крейсер явно уступает технически более совершенному англичанину и по мощи артиллерийского вооружения (тем более что два орудия «Дрездена» были повреждены во время боя), и по скорости, и по маневренности.

В битве при Коронеле «Дрездену» пришлось принять на себя шесть снарядов противника; еще два серьезных повреждения он получил уже в бою у Фолклендов, и теперь, почти лишившись запасов топлива, продовольствия и снарядов, некогда грозный крейсер напоминал израненного в схватках кита, решившего отлежаться на мелководье.

– Вы помните наш разговор, обер-лейтенант? – спросил фон Келлер, когда первые два снаряда англичан мощными султанами взорвались буквально у кормы корабля.

– О том, чтобы я отправился к англичанам в качестве парламентера?

– Помнится, мы тогда предусмотрели такую возможность и даже высоко оценили ваши дипломатические способности.

– Явно преувеличивая их, – молвил Маленький Грек, поняв, что решение командир уже принял, и все его сомнения по этому поводу уже не в счет.

Однако разуверять его в этом командир крейсера не стал. По переговорному устройству он приказал артиллеристам открыть ответный огонь и, лишь когда прогремели первые, пристрелочные выстрелы, спросил:

– Так вы по-прежнему готовы к миссии дипломата-парламентера, Канарис? Или, может быть, наделить такими полномочиями кого-то другого?

– В успех не верю, но готов предоставить себя англичанам в качестве заложника.

– Заложника?! О чем вы, обер-лейтенант? На арест парламентера англичане никогда не пойдут, это вам не русские. Британцы, конечно, наши враги, но все же остаются вполне цивилизованными европейцами.

– Не сомневаюсь в этом. Всего лишь хотел сообщить, что готов даже к такому повороту событий. Но чтобы усилия мои не оказались напрасными… Пока я буду отвлекать капитана Бредгоуна, попытайтесь уйти в глубь залива, поближе к берегам Мас-а-Тьерра.

– Но тогда нам придется вместе с кораблем сдаться чилийским властям. То есть властям страны, с которой мы не воюем.

– Нам в любом случае придется сдаться чилийцам, поэтому не следует бояться такого исхода. Теперь это лучший и, по-моему, единственно приемлемый для нас выход.

– Сдать крейсер чилийцам?! – некстати заупрямился фон Келлер. – Не сдам! Это исключено.

– Мне и самому хотелось бы, чтобы у нас появился иной вариант, однако…

– Вы не правы, Канарис, – не стал скрывать своего неудовольствия фон Келлер, всегда отличавшийся грубоватой простотой нрава и столь же откровенной наивностью. – Команду пусть интернируют, поскольку это может спасти большинство моряков, но судно им не достанется.

Словно бы в подтверждение его самых мрачных предчувствий, у северной оконечности соседнего островка появился сторожевой катерок чилийцев. Судя по всему, до капитана докатились отголоски боя, поскольку подходить к германцу он не решился, а, застопорив машину у прибрежной скалы, поочередно осматривал в бинокль оба враждующих крейсера.

– И все же куда важнее, чтобы наш крейсер не достался англичанам, – мрачно напомнил ему Канарис.

– Только не англичанам! – произнес фон Келлер, словно заклинание.

– И прикажите, пожалуйста, радисту связаться с английским судном, а также продублируйте прожекторной азбукой: «Готов вступить в переговоры».

– Саме время, – согласился фон Келлер. – Будем надеяться на ваш дипломатический талант.

«А ведь он и в самом деле уповает на мои способности! – с удивлением отметил про себя Канарис, сочувственно глядя на своего поникшего командира. – Плохи же наши дела, если вся надежда командира боевого крейсера – только на парламентера!»