Гибель адмирала Канариса

Даже после того, как англичане приняли предложение о переговорах, они еще несколько минут обстреливали «Дрезден», и лишь когда один из снарядов искорежил его кормовую орудийную башню, прекратили огонь, явно ожидая, что уж теперь-то немцы наверняка сдадутся на милость победителя.

21

Положив трубку, Мюллер еще какое-то время стоял над телефонным аппаратом, задумчиво потирая пальцами подбородок.

«Если я сейчас же доложу об этой находке фюреру, – подумал он, – тот еще, чего доброго, решит, что дневники Канариса – наша выдумка, что мы их попросту сфальсифицировали. Что мы сами сочинили их – вот что, прежде всего, придет в голову Гитлеру! Слишком уж ему не хочется представать перед генералом Франко – как, впрочем, и перед венгерским правителем, и перед остальными – в роли палача Канариса. Однако эмоции эмоциями, а докладывать все равно придется».

Группенфюрер СС мог бы признаться себе, что представать в роли палача лично ему тоже не хотелось бы, но, вспомнив, сколько раз Канарис собственноручно готов был затянуть петлю у него на шее, хладнокровно успокоил себя: «Что тебя удивляет? Здесь всё как на поле боя: или ты, или тебя! Кому об этом знать лучше, нежели шефу гестапо?»

Несколько минут спустя перед Мюллером предстал Кренц с тетрадками в руке; тот, не отрывая глаз от лежащих на столе бумаг, протянул руку, взял дневники и с мрачной миной на лице полистал их. Причем Кренцу показалось, что ни на одной из записей взор свой группенфюрер так и не остановил.

Отложив дневники, группенфюрер предложил следователю стул, а сам еще с минуту прохаживался по своему просторному, но неуютному, как следственная камера гестапо, кабинету.

– Что вы можете сказать по поводу этих дневников, Кренц? – наконец мрачновато поинтересовался он, останавливаясь где-то за спиной оберштурмбаннфюрера.

– Их следует внимательно изучить.

Мюллер с интересом взглянул на затылок следователя. Более идиотичного ответа ожидать от подчиненного было трудно. Конечно же, в эти адмиральские бредни следует вчитываться очень внимательно. Но прежде всего их следовало изучить самому Кренцу. Сначала внимательнейшим образом изучить, а уж затем принимать решение: класть тетрадки Канариса на стол своему шефу или не стоит? Мюллеру вдруг показалось, что само обладание записками адмирала-предателя уже ставит под сомнение его собственную преданность фюреру.

«Когда это фюрер умудрился так запугать тебя? – язвительно поинтересовался он сам у себя. – И если уж ты, шеф гестапо, так трусишь перед ним, то как должны чувствовать себя все остальные?! И чего, черт бы его побрал, стоит такая страна?!»

– Но хотя бы поверхностно с этими чернильными слюнявчиками вы все же ознакомились? – спросил он, едва сдерживая раздражение.

– Всего лишь поверхностно…

– И к какому в принципе выводу можно прийти, вчитываясь в написанное адмиралом? Бывшим, само собой, адмиралом, – еще более нетерпеливо спросил Мюллер, все еще оставаясь за спиной у Кренца.

Шеф гестапо всегда останавливался так, за спиной у своего подчиненного, когда намеревался говорить с ним начистоту, и раздражался, видя, что, отвечая, тот пытается оглядываться. Что из этого следовало: то ли Мюллер пытался ставить своих подчиненных в положение подследственных, то ли терпеть не мог, когда они, искушенные в человеческой психологии, наблюдают за выражением его лица и его поведением, – этого Кренц пока что понять не сумел.

– Могу сказать одно: там содержится много чего такого, что может служить зацепкой для следователя.

– Это не ответ, Кренц! – слегка повысил голос Мюллер. – Зацепкой для следователя может служить что угодно, иначе какой он, к чертям собачьим, следователь? Что характерно для этих записей?

– Они достаточно откровенны и убедительны для того, чтобы хоть сейчас вынести адмиралу Канарису смертный приговор. Основываясь только на содержащихся в них фактах и умовыводах.

– Факты, Кренц, неопровержимые факты! Без них ваши умовыводы вряд ли заинтересуют фюрера. Как-никак, речь все же идет о суде над адмиралом Канарисом.

– Из дневников ясно следует, что адмирал – простите, бывший адмирал – откровенно ненавидит режим национал-социалистов. Он не желает, чтобы у власти находился фюрер, а организацию СС считает преступной.

– Не такая уж это в наши дни диковина, как вам представляется, Кренц.

– Возможно, я и не придал бы какого-то особого значения подобным высказываниям, если бы они не исходили от руководителя абвера. – Группенфюрер не мог не заметить, что голос Кренца стал удивительно твердым, а интонации – жесткими. В какое-то время ему даже показалось, что в них явно проскальзывает злорадство, словно оберштурмбаннфюрер и сам разделяет взгляды адмирала. – К тому же Канарис явно намекает на то, что это его люди, с его же согласия, информировали голландское и бельгийское правительства о времени нападения на эти страны германских войск. Причем оправдывает он это внутренней потребностью хоть как-то противостоять национал-социализму и диктатуре Гитлера. А если к этому еще добавить…