Гибель адмирала

Он старался не показывать этого, но в его фразочках, замечаниях стали проскальзывать такие слова о женщинах, как «крапивное семя» и т. п.

Напевает Семен Григорьевич:

Прости, прости!.. Петля уж жмет,
В глазах темно, хладеет кровь…
Ура! Да здравствует народ,
Свобода, разум и любовь!

В городе да изымать оружие! И на пули нарываешься, и на тайные склады, и на притоны — те еще бардачки!

«С нашим народом иначе нельзя, — внушает подчиненным товарищ Чудновский. — На Западе люди могут иметь оружие по домам — это их собачье дело. А у нас оставь оружие — и до контрреволюции созреть не успеют, перестреляют запрежде друг друга (так и говорил: «запрежде»). Характер у народа легкий на кровь, даже игривый. Без этой самой власти, приставленной ко лбу, нельзя».

Работа сушит человека. У баб да девок груди подсыхают, и с тела тощают да злобятся. А Лизка… И не удержался, полез за папиросой. Что тут кривить душой: не встречал больше такую. Однако понять себя не может, с чего это она все последние дни на памяти.

А когда закурил, оплыл облаком сизого дыма, утробно прокашлялся, ушел в себя (есть у него такая черта: уходит в себя — и ко всему теряет чувствительность, даже глохнет), вдруг представил Лизку. Вот рядом — протяни руку. Росточком не так чтобы шибко, всего на голову выше, зато налитая, как из чугуна. Правда, чугун этот особенный… А что тут, может быть, это и есть любовь. Не разглядел, пропустил. Экая беда — возраст. Главное — друг друга вплотную устраивали…

И заулыбался: глаза — масляные щелочки, а сам неподвижен, голова чуть откинута — в прошлое вглядывается.

Детишек бы сейчас народили…

Через четверть часа Семен Григорьевич очнулся, вынул «мозер» из кожаных штанов, на всякий случай покрутил головку часов: в пять на доклад к Ширямову.

Знает председатель губчека — там будет и пан Благаж. Последние составы с легионерами уходят. Ян Сыровы уже укатил. Подумал: «Мы их мировой революцией достанем и всех удавим. А вот об ту пору и потолкуем, всему свой черед. Не уйдут!..»

И происходило все это в том необыкновенном Иркутске — кровавом и бредово-хмельном. Размораживался город для новой, невиданной жизни. Шутка ли, вместо Сибири — Дальневосточная республика, свой Совет Министров, свои дипломатические представители! Цель такого государственного образования — защитить советскую Россию от японцев (буфер и есть) и, само собой, снабжать товарами — о том в каждом доме гудят. Все без хмеля пьяные: позади свирепая зима и мутная пора усобиц с ее грошовой стоимостью жизни. В общем, крепнет уверенность дожить до тепла. Верят: обошла смерть и не будет ее больше.

С 26 февраля в городе формируется первая Иркутская стрелковая дивизия, в апреле наберут и вторую. Толкуют о своей Народно-Революционной Армии, главком уже объявился: Эйхе — тот самый, что уже вел Пятую армию с 25 ноября девятнадцатого по 21 января двадцатого. Армию Эйхе принял у Тухачевского, а сдал Кутыреву. Имеется такой. А Эйхе сейчас командует Вооруженными Силами Прибайкалья. Метят эти Вооруженные Силы на Читу — против Семенова. Беляков там около 27 тыс. — не густо, но самые злые, так сказать, с опытом резни. Отпетый народ, терять нечего, за спиной граница.

2 марта отбыл из Иркутска последний состав с легионерами.

Штаб легиона уйдет из Владивостока лишь 24 августа 1920 г. на транспорте «Президент Грант» — и больше ни одного белочеха на русской земле не останется. А пока тянутся с эшелонами к Владивостоку. Препятствий не чинят, дают красные проход эшелонам. Зато японцы… Большой войной пахнет. Во избежание международного конфликта договаривайся о каждой версте. Потому и плодятся партизанские отряды. Формально за них не в ответе иркутская власть, а японцам поддают.

Японцы ищут повода для войны. 2-ю дивизию трепанули — пришлось заградительные части ставить: разбежалась бы. Что живая сила без коммунистов и комиссаров? Всех партийных — под гребень для придания стойкости и надежности войскам. В РСФСР это уже давно уяснили: без комиссаров нет армии. Без политической начинки не горят мужики класть головы.

А тут еще китайцы. В непосредственной близости к границе и на русской земле их скопилось тысяч на семьдесят — шесть полных дивизий. А как же, тоже поживиться не прочь, нет границы-то…

И в этом столпотворении и страстях — Флор Федорович и Татьяна Петровна. Уж по второму месяцу беременна Татьяна Петровна. Озабочены, ждут ребеночка. Ведь с ним бежать в чужие края. Мальчика решили назвать Борисом, девочку — Катей.

Ян Сыровы в сентябре — октябре 1938 г. станет премьер-министром Чехословакии, а с сентября 1938-го и по март 1939-го — министром национальной обороны.