Гибель адмирала

Попал портрет в руки Ширямова, а после и затерялись, затерлись следы.

Надо полагать, выковырнул камешки какой-то ответственный «женевец» (ему сдал народное достояние Ширямов), а портрет, поди, размочалил и выбросил — ну не было в природе подобной вещицы.

Но в тот вечер (это доподлинно известно) лежал портрет в ревкомовском сейфе и имел все права на историко-кровавую реликвию.

Не впервые пропадали ценности в «женевской» империи.

Гелий Рябов рассказывает в исследовании о месте захоронения царской семьи, как исчезла драгоценность, не имеющая цены. Ее оставила царица в Тобольске на сохранение. Чекисты нашли этих людей, вырвали у них камень.

И канул камень в вечность. Никто не знает, где он. Нет его в природе.

Ленин вопреки воле большинства делегатов Пражской конференции добился избрания Малиновского в ЦК партии (дважды голосовали, Ленин ходил по залу, шептался, уговаривал…). Провокатор нанес огромный вред партии. Пострадал и Воронский. Можно сказать, из Праги поехал в тюрьму.

«Об этом избрании Малиновского в центр я беседовал с товарищем Лениным спустя семь лет на третьем съезде Советов, при первом свидании с ним, — пишет Воронский. — Мы гуляли по залу Таврического дворца. Ленин расспрашивал об Одессе и Румынском фронте. В конце беседы я напомнил ему былые споры в Праге, указав, что он напрасно отстаивал тогда Малиновского, оказавшегося провокатором. Почему-то очень хотелось, чтобы Ленин признал эту свою ошибку. Я ждал, что он с готовностью скажет: да-да, вы были правы, я тогда опростоволосился. Выслушав меня, Ленин отвел взгляд куда-то в сторону, мельком скользнул им по густым группам делегатов, перевел его затем вверх, куда-то сначала на стенку, потом на потолок, прищурился и, как бы не понимая, куда я направляю разговор, действительно с сокрушением промолвил:

— Да, что поделаешь: помимо Малиновского у нас был тогда еще провокатор.

Он посмотрел на меня с добродушным соболезнованием. Огорошенный, я стал опять рассказывать о Румынском фронте…»

Очень хотел услышать Воронский это признание вины.

Не услышал.

«Ленин не любил проигрывать и уступать даже в мелочах…»

Долбит Александр Васильевич каменное корытце, долбит.

Шаг, еще шаг, еще — и поворот. Так сотни, пожалуй, тысячи раз на день.

Выводит он счет демагогии большевиков.

Сразу после захвата власти писали о предложении начать переговоры с немцами: «Пусть полки, стоящие на позициях, выберут тотчас уполномоченных для вступления в переговоры с неприятелем».

Что за бред! Война имеет связь со всем фронтом. Нельзя на десяти верстах заключить мир, а на соседних десяти — воевать. Бессмыслица, зато как действовала!

Из той же демагогии большевиков — о трудящихся массах Германии, к которым они обратятся через головы кайзера и его генералов. В итоге этой демагогии фронт обнажился окончательно. Немцы стали продвигаться без боев. Требования Германии с каждым днем становились обременительней.

Большевики кричали о море крови, пролитой старым режимом, а что стали творить? Любые жестокости — ничто, лишь бы закрепиться у власти. Требовали отмены смертной казни, а стали применять в невиданных масштабах.

На митинге в цирке «Модерн» нарком Луначарский поведал публике о намерении большевиков не платить по нынешним займам, за исключением той части, которая приходится на мелких держателей акций. Что за дурь, ведь акции безымянны. Богатые просто-напросто спустят свои акции люду победнее — и все! Но как аплодировал цирк! Как зазвонили газеты! Демагогия — и еще какая, но свое дело выполняла.

А лозунги о социальной справедливости: взять награбленное, чтоб жить как буржуа? Где, в чем смысл тут? Опять грабить — так?..

А переезд правительства? Вчера травили Временное правительство за намерение переехать в Москву, а сегодня, захватив власть, махнули в Москву.

Скрючился Александр Васильевич на лежанке, набирает крохи сна, а в воспаленной голове молоточком выстукивает одна мысль: «Я должен все выдержать, совершенно все. Пусть проклят людьми, но настанет время, и наше дело предстанет в ином свете: без грязи личного, жестокостей дегенератов, груза вины власти, сметенной в Феврале. Я не смею и не должен быть иным — во имя будущего России не смею…»

И, уже придремывая, вернулся мыслями к прошлому. «Обычай этот, «крепкого ощупывания», — вспоминает Александр Васильевич, — Петр ввел в обиход с 1718 года — после смерти «всешутей-ного патриарха» Никиты Зотова…»

И расслабился, поверил в невозможное — жизнь…

И задышал ровно, отдаваясь забытью.

Солдатская секция Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов выразила решительный протест против переезда Временного правительства из Петрограда в Москву: если Временное правительство не способно защитить Петроград, оно обязано либо заключить мир, либо уступить место другому правительству; переезд правительства при таких условиях есть не что иное, как дезертирство. Об этом сообщили «Известия» 7 октября 1917 г.

Это была типичная демагогия большевиков, поскольку в октябре семнадцатого Петросовет уже возглавлял Троцкий и все его секции находились под контролем большевиков.