Гибель Айдахара

Табаши, которые набирали воинов, обязаны были проверить все. Хромой Тимур ценил их работу и хорошо одаривал за верную службу, но, если же табаши оказывался недобросовестным, кара для него была жестокой. Чтобы заслужить доверие своего эмира, а порой просто сохранить жизнь, табаши старались изо всех сил, и потому войско Тимура состояло из сильных и здоровых людей.

Большое значение эмир придавал разведке. Выступая в поход, он всегда высылал вперед хорошо вооруженный, на быстрых конях, отряд во главе с предводителем – мангили. Тот, в свою очередь отправлял вперед группу всадников, называемых «глазом». Обо всем увиденном они докладывали мангили, и, если сообщение заслуживало внимания, прямо к Хромому Тимуру мчался ертоли – вестовой.

Не забывал эмир, отправляясь в чужие земли, и о кылаузе – проводнике. Он должен был обладать великой честностью, быть проверенным и хорошо знать те места, куда предстояло идти.

Переняв многое от Чингиз-хана в устройстве войска, Тимур не отказывался учиться у других народов. Так, во время похода, если были основания для осторожности, вокруг лагеря копались рвы, ставились шапары – плетенная из тальника ограда, закапывались на подступах к лагерю тури – заряды, сделанные из китайского пороха. И в построении войска перед битвой он ввел много новшеств, на которые, в силу традиций, не решались предводители кочевых народов. Он делил все свои силы на семь частей, каждую из которых от различных неожиданностей охранял специальный сторожевой отряд, имевший своих разведчиков. Центр войска, без ущерба для крыльев, был значительно усилен. Двадцать тысяч воинов всегда находились в резерве. Их задача была завершать битву и, преследуя убегающего противника на свежих конях, приносить своему повелителю победу.

Не напрасно не распустил войско Хромой Тимур. Степной сосед стал не на шутку тревожить его. Золотая Орда мешала исполнению задуманного. Эмир рассчитывал, закончив завоевание Ирана, повернуть свои тумены в сторону сказочной Индии. Вот поэтому-то крепло с каждым днем намерение раздавить врага, сделать так, чтобы уходя в далекий поход, быть спокойным за подвластные земли.

На этот раз в Дешт-и-Кипчак войско Хромого Тимура должны были вести Едиге, Темир-Кутлук и Кунчек-оглан. Кому, как не им, знавшим земли Золотой Орды, стать проводниками!

Закончив подготовку войска, эмир, в конце года змеи (1390) переправившись через Сейхун-дарью, остановил свои тумены близ Ташкента. Сам же поехал на поклонение в Ходжели, в мечеть Маслахата. Тысячи золотых динаров раздал он мюридам, ишанам и кари, велев им просить аллаха о даровании ему победы в предстоящей битве.

С детства Хромой Тимур страдал припадками. И едва он вернулся к своему войску, как болезнь долго его не беспокоившая, свалила его в постель. Выступление было отложено.

Только в начале февраля почувствовал себя эмир снова способным стать во главе войска. Отдав последние приказы и отправив детей и всех жен, кроме Шолпан-Малик-ака, в Самарканд, Хромой Тимур перебрался в эмирский дворец в Ташкенте.

Первое, что он сделал, это велел пригласить к себе Едиге, Темир-Кутлука и Кунчек-оглана.

Правитель Мавераннахра был всегда щедрым к нужным ему людям. Золото и серебро, шелк и парчу давал он им, чтобы накрепко привязать к себе. И когда трое батыров, убежав от Тохтамыша, пришли к нему, он велел дать им шатры для жилья и наложниц для наслаждений. Подарил им эмир табуны лошадей, рабов и рабынь.

Пусть достойные люди ни в чем не знают нужды и чувствуют себя в моих владениях как дома, – сказал Тимур.

Темир-Кутлук и Кунчек-оглан, получив приглашение прибыть во дворец, не стали дожидаться Едиге, который был где-то в войске, а сразу же отправились к эмиру.

Хромой Тимур, считавший себя породненным с чингизидами, с большим почетом встретил батыров. Он посадил их рядом с собой на торе, слуги положили подушки, набитые мягким лебяжьим пухом, чтобы гостям было на что опереться.

– Я рад видеть вас сильными и здоровыми, – сказал Тимур. – Пусть сегодня я буду для других эмиром, а для вас жезде – зятем.

Эмир при всей своей свирепости, умел, когда это нужно казаться открытым и душевным человеком. Он придвинул к себе пиалы из тонкого китайского фарфора и стал наливать в них из чайника, разрисованного крылатыми драконами, душистый кок-чай.

Все знали: когда Тимур разливает чай сам, значит, предстоит разговор с глазу на глаз, и в этом случае рядом неуместен даже самый преданный слуга. Осторожность эмир ценил превыше всего.

Открылась дверь, и через порог переступил невысокий плотного телосложения человек.

– Ассалам агалейкум! – он склонился в низком поклоне.

– Проходи, Едиге, – сказал эмир. – Мы ждем тебя.

Лицо батыра было как всегда угрюмым, а брови насупленными. Эмир неплохо относился к Едиге, но эта постоянная угрюмость, недовольство непонятно чем настораживали эмира.