Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

С утра, застынув виденьем суровым,
Недвижны стражи пред входом дворцовым.
Дворы и въезды полны колесниц.
Пестреют залы приливом всё новым
Одежд нарядных и праздничных лиц.

Уже сошлись ко дворцу андрофаги:

Гостям назначен сегодня прием;
Они предстанут сейчас пред царем.
Чьей мощи отзвук народные саги,
Бродя по миру, давно донесли
До их далекой-далекой земли.

Сперва двенадцать носилок с дарами,

Кряхтя, тащили рабы-силачи:
Им вслед дружина пришла с топорами.
Посол за нею, а с ним толмачи.

Посол стоит с головой обнаженной,

Откинув к уху закрученный чуб;
Улыбкой хитрой неласковых губ
Прикрыв волненье души напряженной,
Спесиво смотрит он взором стальным.
Пестро покрыты рисунком цветным
Рубахи ворот и край ее нижний;
С кистями пояс шелками расшит,
Топор посланца и крашеный щит
С ним рядом держит слуга его ближний.

И ровно в полдень, как царь указал,

Готов был к встрече посланника зал.
В чертоге этом свой суд правосудный
Цари Ацтлана творят искони;
Сюда обычно сбирают они
Старейшин мудрых совет многолюдный,
И здесь издревле в тревожные дни
Войны и мира звучали призывы.
От окон ткань кружевная завес
Кидает на пол узор прихотливый
Под ясным солнцем полдневных небес.
На черных стелах близ царского трона
Слова Атласа — основы закона —
Горят, как жар, в золотых письменах;
Кругом в палате на белых стенах
Вкладным разводом по кости слоновой —
Зеленый оникс и чернь серебра.
А свод, как верх золотого шатра,
Затянут плотной подбивкой парчовой.

У трона слева, на складках парчи,

Войны и мира эмблемы — мечи:
Как символ мира, на равные части
Один разломлен; отточен другой,
Как символ мощи, хранящей покой
И честь Ацтлана от бранной напасти.
У трона справа, эмблема судов,
Творящих правду от имени власти,
Застыли чаши священных весов.

И царь, во славе, невиданной в мире,

На древнем троне, в багряном подире,
Светил палате, как солнце — земле:
Рубин кровавый лучился в железе,
Венец бесценный жемчужин заветных
Безгрешным светом горел на челе,
А плащ из перьев колибри стоцветных,
С плеча спадая к ногам, трепетал
Бессчетных красок живым переливом.
И был пред взором властителя зал
Безмолвен в блеске своем горделивом.

Рядами кресла вдоль стен; и вокруг

Синклит верховный — опора державы,
Из тех, кто в дни испытаний и славы
Отмечен мерой высоких заслуг:
Со мною в сонме, толпой сановитой
Жрецы и старцы, в уборе седин;
Здесь вождь бесстрашный бесстрашных дружин,
И с ним, в доспехах, блестящею свитой,
Бойцы, герои галер и фаланг;
Там, в пестром платье, вассалы-патези
Всех стран от джунглей, где плещется Ганг,
До скал, где, пенясь, грохочет Замбези.

Забрало шлема откинув с лица,

В кольчуге легкой с богатой чеканкой,
Царевич, справа у трона отца,
Как месяц светлый, пленяет осанкой,
И станом тонким, и крепостью плеч;
Царей Ацтлана наследственный меч
Двойною цепью привешен у чресел.
Налево — двух перламутровых кресел
Резные спинки: супруга царя,
С улыбкой тихой, благою денницей
Сияет кротко, а рядом с царицей
Царевна-дочь, словно утра заря.

И как прекрасна — заметили все мы —

Была царевна в тот памятный день!
Как нимб, сверкали лучи диадемы;
Казалось, кудри мгновенную тень
Не смели бросить на лик просветленный;
В чертах был чистый восторг, углубленный
Нездешней думой, в подъеме таком,
Что каждый взор, из толпы устремленный
С земною мыслью, в тщеславьи мужском, —
Смущался втайне и ник, ослепленный.

Лишь взгляд упорный вождя через зал

Лучом тлетворным царевну пронзал.
И, Высшей Власти земные подобья,
Ацтлана царь и Ацтлана престол
Горели славой, когда исподлобья
Монарха взглядом окинул посол
И, чуб роняя, неловким поклоном
Склонился низко пред царственным троном.

Все ждут. С посланца не сводим мы глаз.

И варвар в речи, заране готовой,
Царю Ацтлана приветствия слово
От князя держит. Ведет он рассказ
О дальних странах на северной грани,
Где сумрак ночи таинственной глух,
Где в тихом свете полярных сияний
Снега белее, чем лебедя пух;
Где страшны в море плавучие льдины,
Где грозен гром гроздящихся льдин,
Где бродит льдов тех насельник единый,
Пушистобелый медведь-исполин.

Ведет рассказ он о низких равнинах,

О мертвых топях зловещих болот,
О черных дебрях, где только в вершинах
Гуляет ветер, где чаща — оплот
Зверям и птице: ни конный, ни пеший
Пути не знают в дремучей глуши —
Там только древний и бдительный леший,
Кочуя, ставит свои шалаши;
Порой осенней в прозрачной тиши
Там заяц шустрый шевелит валежник,
От лап медвежьих трещит бурелом,
Да ворон машет угрюмым крылом;
Весною ранней, под первым теплом,
Там нежно-ласков лазурный подснежник,
И тих березок серебряных скрип;
А летом чаща краснеет от ягод,
И пчелы мед сладкопахнущих лип
Сбирают в соты запасливо на год.

Ведет рассказа он о князе своем:

Во гневе грозный, он доблестью ратной
Везде прославлен, и знают о нем,
Что правду любит, что прям он во всем,
И явно взыскан судьбиной превратной.
Как воин, горд он любимцем-конем,
Мечом да луком своим. Многократно
Один он рыскал в лесах и копьем
Разил в борьбе рукопашной медведей,
Скитался в море на утлых ладьях,
С дружиной малой тревожил соседей
И дань собирал за победы в боях.

«Как сокол, слава несется полетом!

Давно наслышан мой князь-господин
О том, как общим великим почетом
Покрыто имя Атлантских дружин;
Как ты, властитель, могуч на престоле;
Как вдаль, во все направляя концы,
Свои вы шлете суда, чтоб на воле
Вели торговлю Ацтлана купцы.

Стране великой быть добрым соседом

От сердца хочет мой князь-господин.
Он с тем прислал нас. Отныне нам ведом
Открытый путь по раздолью пучин;
Так пусть за нашим разведчиком следом
Теперь Ацтлан снарядит корабли
Узнать дорогу до нашей земли.

И пусть товары везут без боязни

Купцы обеих торгующих стран.
В залог союза и братской приязни
Мой князь дары посылает в Ацтлан».