Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Почти бегом, слуга купца
Вернулся с площади Багдада;
Дрожит, как лист; в чертах лица
Следы душевного разлада
И страх тупой в блужданьи взгляда.

«Сейчас, в базарной толкотне,

Я встретил Смерть… И по спине
Озноб прошел, как от мороза:
В ее оскале мертвом мне
В тот миг почудилась угроза.

О, господин, спаси меня!

Будь благ, не выдай грозной каре, —
Ссуди мне доброго коня:
Я ускачу и к склону дня
От Смерти утаюсь в Самарре». —

Оседлан конь. Тайком, как вор,

В глухой проулок за ограду
Слуга провел коня по саду,
Вскочил, и вмиг во весь опор
Скакун помчался по Багдаду.

Едва в пыли исчез беглец, —

Взяла хозяина досада:
— «Взгляну на Смерть!» — решил купец
И из конца прошел в конец
По пыльной площади Багдада.

Толпа сновала. Слитный гул

Гудел торговою заботой;
Кипела жизнь… Вдруг сзади кто-то
Купца невежливо толкнул:
Он обернулся с неохотой.

И что ж? Явилась Смерть ему,

С косой в руке, без покрывала.
— «Скажи, — спросил он, — почему
Угрозой мертвого оскала
Ты моего слугу стращала?»

— «Стращала?! Нет! — в ответ она. —

Я лишь была удивлена,
Что он в Багдаде на базаре,
Когда нам встреча суждена
Сегодня под вечер… в Самарре».

Тао

«На днях, заворожен дремотною волшбою,
Себя увидел я лазурным мотыльком:
То я на солнце млел, то реял над цветком,
То незабудкою прельщался голубою.

Всецело был сроднен я с новою судьбою,

И так был мой удел мне близок и знаком,
Что я совсем забыл о жребии людском…
Но вдруг, преобразясь, стал вновь самим собою.

И вот томится ум загадкою двойной:

Тогда ли, человек, я верил в сон ночной,
Что был я бабочкой с ее коротким веком,

Теперь ли, под листком забывшись на весу,

Я грежу, мотылек, что стал я человеком?..»
Так говорил друзьям великий Чуанг-Тсу.

Апостол

Вечный Рим, словно кровью, закатом окрашен.
Жертвы жаждущий крест угрожающе страшен;
Жены плачут, мужи обуяны тоской.
Но торжественно старец, без страха и скорби,
Светлый символ креста знаменует рукой,
С тихим шепотом: — «urbi et orbi». —

«Свод листвы роскошней малахита…»

Свод листвы роскошней малахита,
Ярче бронзы светится кора,
А трава богаче перевита,
Чем узор молельного ковра.

Это — храм. В его тиши охранной —

Близ Творца творение и тварь:
Каждый странник может невозбранно
Здесь воздвигнуть свой простой алтарь.

И, забыв, как праздную тревогу,

Вечный спор о Ликах Божества,
Своему Неведомому Богу
Принести бесстрашные слова.

С немецкого («Угрюмый человек с всегда печальным взором…»)