Но вот, черпалом из полной пеликиПо чашам льет виночерпий седойНапиток сладкий, и резвые бликиИграют в нем, как задор молодой.Невольник черный, курчавоволосый,Ступая мягко, подносит скифосыСестре и брату; он ставит виноС приветом древним: «Да будет на благоЗаздравный кубок, налитый полно,До края доброй и радостной влагой!»Старей ли, крепче ль сегодня вино,Но сердце бегло огнем разогрето:Царевич слышит, что бьется оноЕще мятежней, что трепетно где-тоСтучится кровь, а предательский хмельСлегка туманит. Баюкает трельГрустящих флейт, говорящих о далях,О чудных странах, о лунных ночах,О тайных встречах, о светлых печалях,О странных грезах в любимых очах…И песнь любви сочеталась с приходомТанцовщиц юных. Они хороводомСплетались в пляске, и легкой гурьбой,Послушны звукам, сходились вплотную,Кружась, стремились опять врассыпнуюИ вновь свивали гирлянду цветную;Раскинув вдруг веера пред собой,Они скрывались, и чрез опахалаКой-где сквозила их тел белизна.Но, всех прекрасней и легче, однаЭфирной гостьей меж ними порхала.И вдруг скрестился царевича взглядС глубоким взором, чарующе-томным,Таким глубоким, загадочно-темным,Как взор манящих в пучину наяд.Раскрылся веер, как будто павлинийЦветистый, гордо распущенный хвост,И дрогнул танец, изысканно-простВ богатстве ритма и ясности линий;Воздушна поступь, не скрипнет помостПод плавным шагом плетеных сандалий;А в песне тела и говоре глазОттенки счастья, любви и печали,Боязнь и вызов, посул и отказ.Трепещет грудь под жемчужной повязкой,Едва укрыт соблазнительный стан,И стерты грани меж правдой и сказкой,Смешались вместе и явь, и обман.Царевич смотрит, и неодолимоПленяет в танце любви волшебство:Впервые сердце безумьем палимо,Дыханье жарко, и всё существоОбъято страстным и жадным влеченьем…Схватил и кружит внезапный поток,Как вдоль порогов бурливым теченьемРека бросает разбитый челнок.И, женской властью безвольно влекомый,Царевич видит сквозь шаткий туман,Что в танце дразнит неверный обман…Колдуют флейты…. Вот облик знакомыйВозник, как образ счастливого сна…Уже во взоре с призывом истомыНе взор наяды с холодного дна,Уже не прежней танцовщицы плечиТомятся тайным желанием встречи;Уже всесильно влечет не она,Не эта дева, доступно-нагая…Иным виденьем царевич маним!В прекрасном теле мерцает другая,Как призрак чистый. Не ложен, не мнимЛюбимый лик… Как живая, пред нимОна… царевна… Мечта дорогая!Ей в очи глянуть! Признаться… Привлечь,Прильнуть устами; сомнения речьПрервать лобзаньем и смелою лаской…Но вдруг вся кровь поднялась до чела,И стыд невольный горячею краскойК щекам прихлынул… Душа замерла…Царевич к жизни вернулся… Не сразуСестру узнал… Непривычной, инойОна предстала прозревшему глазу:Пред ним, пугая своей глубиной,Темнели очи. Манящ и неведомКазался чудный, загадочный взгляд,Всё тот же взор чародеек-наяд…О, взор желанный! Пусть кликнет, и следомЗа ним хоть в бездну, хоть на смерть! И вот,Глаза царевны позвали, а ротБессильно дрогнул… И быть сердцеведомНе надо было, чтоб трепетный зовВорвался в душу признаньем без слов:Какое счастье! Она отгадала!Его мечтанья она поняла!..Плывет в тумане и кружится зала;Скользят, как тени, танцовщиц тела.А рядом… ярко, как звезды ночные,Сияют очи, простые, родные,И в милом взоре ответ на вопрос.Сердца роднятся любовным сближеньем.Еще мгновенье… И быстрым движеньемБерет царевна свой полный скифос.Чудесный голос, неведомый чей-то,Такой, как в грезах лишь снился стократ,Царевич слышит; как песня звучатСлова, сливаясь с поющею флейтой:«За наше счастье, возлюбленный брат!»В глазах мечтанье. Но дрогнул, не допит,Скифос царевны. И брату онаДает свой кубок с остатком вина,Упорно смотрит и жадно торопит:«Царевич, выпей со мной пополам!»Они, на горе, не знали значеньяПриметы древней: завещано нам,Что в миг заветный двойного влеченья —В едином кубке залог обрученья;Никто, на горе, у юноши тамНе отнял чаши, подъятой к устам,Шепнув: «Царевич, опомнись… не пей ты!..»И пьет царевич. Мятежным огнемВолшебный яд разливается в нем;Танцовщиц рой, заплетаясь плетнем,Безумней вьется… Певучие флейтыСтрастнее плачут о лунных ночах,О тайных встречах, о тихих речах,О странных грезах в любимых очах…Погибла радость беспечного детства:Отравы сладкой вкусили ониОт кубка жизни. И не было средстваВернуть былые счастливые дни.Пусть после вспышки своей безрассуднойОни пугливо замкнулись опятьВ блаженстве тайном любви обоюдной;Пусть вновь, как прежде, они поверятьНадежд запретных друг другу не смели,Тая их, словно присвоенный клад, —Но жизнь их, внешне храня свой уклад,Духовно стала дорогой без целиВ бесплодной трате несбыточных грез…Так вещих звезд не солгали скрижали!Уж тучи черной грядой набежали,Уж гром гремел предреченных угроз.И ясно близость беды сокровеннойДушою чуял я в тихой моленной:Несчастье к детям подходит… И нетЕму отсрочки, ни предупрежденья…Сегодня в ночь — в годовщину рожденьяПятнадцать им исполняется лет.И давит душу мне тихая жалость…Царевич вырос. Старинный законПризнает завтра его возмужалость;И вот, согласно с обычаем, онВ гарем свой брачный, как муж полноправный,Впервые вступит и в избранный кругКрасавиц-женщин войдет, как супруг.Свершится сразу жестокий и явныйРазрыв духовный двух чистых сердец,Надежд погибель, мечтаний конец…Как сладят дети с душевным надломом?Найдет ли страсть примиренный исход?Ответа нет. А над царственным домомНависла тень неизбежных невзгод.