— Пусть Гордей Игнатьевич ее забирает, ему нужнее, — пояснил Линев, глядя в сторону. Ему было явно жаль свою комнату.
— Гэта здорава! — всплеснул руками Блажевич. — А як жа ты?
— Я ж сказал: не к спеху. Завтра пойдем к начальнику и попросим.
У Кузякина на лице выступили красные пятна, он кинулся было к Линеву, но тут же замер, будто прибитый. Прищурил глаза, и чувство злой обиды загорелось в них.
— Смеешься, бригадир?
— Нет, Гордей Игнатьич. Не смеюсь.
Старый монтажник пристально посмотрел на Линева, и взгляды их уткнулись друг в друга.
— Будто бы не смеешься, Линев?
— Нет.
Линев выдержал прямой и колющий, будто шило, взгляд Кузякина, и тот, нервно вздохнув, понял: бригадир говорит правду.
Гордей Игнатьевич тихонько, не сводя глаз с Линева, пошел ему навстречу.
— Спасибо, друг, — сказал он, и голос его задрожал. — На весь век мне о тебе память. И от детишков спасибо.
— Мне спасибо не надо, — хмуро покачал головой бригадир. — Чтоб ни глотка водки. Понял? А то приду и отберу комнату.
— Да господи ты боже мой! — воскликнул Кузякин. — Да ни капельки, вот тебе крест. С детишками не положено. Разве только в праздник.
— Ну, вот и столковались, — снова вздохнул Линев. — Я ж говорил: Кузякин не пропащий человек.
— Чалавек з галавой, — проворчал Блажевич. — Каб яго чорт узяв…
Было видно, что сварщику жаль друга, пошедшего на такую жертву.
— Завтра дом заселять будут, — сказал Линев. Приготовься. С женой поди договорись, чтоб детишек отпустила.
— Да ты не беспокойся, друг, — торопливо отозвался Кузякин, — это такая гулява, она с радостью отдаст.
Он бросился было к чемодану для того, чтоб немедленно готовить свое барахлишко к переезду, но остановился, и снова недоверие сузило его глаза:
— А не шутишь, Линев? Ведь это ж кусок от сердца оторвать.
— Шутят в цирке. А мы с тобой — рабочие люди, Гордей Игнатьич.
— Спасибо, — сказал Кузякин и опустил голову.
— И от меня спасибо, Виктор, — подошел к бригадиру Абатурин. — Может, вся жизнь теперь у Гордея Игнатьича наладится. Дети все же.
В продолжение всего этого разговора Павел то и дело поглядывал на часы, тревожно всматривался через окно в свинцовое небо, придавленное тучами.
До свидания оставалось около часа. Простившись со всеми, Павел торопливо прошел на остановку трамвая. Вскоре он был уже у театра.
Ручные часы показывали половину восьмого. Абатурин, покашливая, закурил папиросу, быстро высосал ее всю без остатка и от окурка поджег новую.
Анны не было.
Он ходил крупными шагами возле памятника Пушкину и убеждал себя, что как только дойдет до угла театра и обернется — увидит Вакорину.
Он много раз взглядывал на часы, и ему показалось, что стрелки остановились. Даже потряс руку и послушал тиканье.
В половине девятого Павел говорил себе, что она просто задержалась, что, может быть, ей нездоровится, но в девять понял: не придет.
Сердце у него упало: «Неужели все?-. А может, она уже получила назначение? В другой город? Нет, конечно, — она же лечится!».
— Ну? — внимательно посмотрел на него Блажевич, когда Павел вернулся в общежитие.
Абатурин отрицательно покачал головой.
— Няма чым пахвалицца, — вздохнул Блажевич. — Добра, нам Катя поможет, коли на то пошло.
Утром Линев сказал Абатурину:
— Ты с Блажевичем — на работу, а я — живой ногой к начальству. Ордер на Кузякина перепишу. А то есть такие ловчилы — влезут в жилье, не выгонишь потом.
— А если не перепишут?
— Я им не перепишу! — погрозил бригадир. — Я до райкома дойду, до «Правды».
Повернулся к Кузякину, распорядился:
— Ты иди со мной, Гордей Игнатьич, на улице постоишь, у конторы.
Покопался пятерней в затылке, добавил:
— О грузовичке заодно договоримся. Чтоб быстро, как на фронте.
Когда уже Абатурин и Блажевич уходили, крикнул им в спину:
— Вы мастеру скажите, где мы. Отработаем, за нами не пропадет.
Эта смена тянулась для Абатурина утомительно долго. Состояние Павла, наверно, было заметно со стороны: то Вася Воробей, то Климчук подходили к нему, будто невзначай, спрашивали:
— Как дела, Паня? Здоров? Заходи, не то уведут девку другие парни.
Они говорили, разумеется, о студентке, учившей их девочек играть на пианино. Павел понимал: шутят, и все-таки не мог заставить себя улыбнуться.
Здесь только Блажевич знал, отчего худо Павлу, и старался помочь приятелю.
— Не кисни, аднак, Паня, — шептал Блажевич. — Усе образуется.
Возвращаясь с работы, они одновременно увидели у подъезда общежития огромную грузовую машину. В кузове, волнуясь, сидел Кузякин и тянул шею, — высматривал, не идут ли строители со смены. Вероятно, Линев решил, что в торжестве переселения должна участвовать вся бригада. А может, полагал, что жена Кузякина вдруг учинит скандал и собирал силы для отпора.
Увидев молодых людей, Гордей Игнатьич перекинулся через борт и бросился в общежитие. Вернулся он с Лицевым, одетым в праздничный костюм.
— Едем! — закричал бригадир. — Прямо дождаться вас не могли.
Абатурин ухватился за борт, собираясь прыгнуть в машину.
— Куда?! — еще громче закричал Линев. — Бегите в душевую, мы подождем.