Гибель и возрождение

Мэри Верней встала. Облегчение волной захлестнуло ее, вызвав внезапную слабость в ногах. Она взмокла от пота, сердце ее бешено колотилось. «Я ужасная актриса, — подумала она, — слишком много сказала этой женщине из полиции. Она едва не заставила меня проболтаться. Возможно, она права: это полный провал — от начала и до конца».

Флавия сама открыла ей дверь, мысленно аплодируя ее спокойствию и невозмутимости. Мэри не поколебалась ни на секунду, тьма не рассеялась — Флавия вернулась к тому же, с чего начала.

Прогресс, однако, наметился в ходе обычного опроса свидетелей: кто-то видел, как утром, в день своей смерти, Питер Буркхардт вышел из гостиницы в сопровождении некоего мужчины за тридцать и вместе с ним сел в машину. Сердце Флавии екнуло, когда она услышала об этом, потому что Буркхардт, хвала Господу, остановился в гостинице на виа Каэтани. Обычная улица с довольно интенсивным транспортным движением, но все же не такая забитая, как другие улицы вокруг. Парковка на ней была запрещена, однако не было никаких причин следить за выполнением этого правила тщательнее, чем в любом другом квартале города.

За исключением одного исторического обстоятельства. Флавия всей душой надеялась, что убийца Буркхардта о нем не знал. Дело в том, что прямо за углом располагалась виа делле Боттеге Оскыо, где в свое время находилась резиденция Христианско-демократической партии Италии. В 1978 году рядом с этим зданием террористы выбросили из машины тело премьер-министра Альдо Моро. С тех пор минуло много лет, Христианско-демократическая партия пришла в упадок, и о бывшем премьер-министре лишь изредка напоминали цветы, разбросанные там, где было обнаружено тело.

Однако полиция продолжала пристально наблюдать за этим местом во избежание возвращения черных дней. Правда, теперь они скорее опасались, как бы разгневанные избиратели не взялись мстить политиканам, столько лет дурачившим их лживыми обещаниями. А может быть, просто забыли отменить приказ, отданный сразу после убийства Альдо Моро. По всей Европе есть множество мест, которые полицейские охраняют только потому, что они охранялись их предшественниками и предшественниками предшественников. Говорят, в Париже, на улице Нюильи-сюр-Сен, по-прежнему охраняется здание бывшего посольства, хотя оно давным-давно переехало в другое место и теперь там находится публичный дом.

После инцидента с Альдо Моро на углу виа Каэтани и виа делле Боттеге Оскью установили видеокамеру. Необходимость в ней давно отпала, но демонтировать ее было слишком дорого, и потому она продолжала функционировать. Кроме того, улицу регулярно патрулировали полицейские. Об этом чудесном обстоятельстве Флавии сообщил Альберто. Он же попросил ее немедленно явиться для просмотра видеозаписи.

Она добралась за пятнадцать минут и была вознаграждена весьма обнадеживающим зрелищем. Съемка велась с большого расстояния, и качество изображения было неважным — в суде такое точно не примут, — однако оно позволяло рассмотреть марку машины и три буквы регистрационного номера.

— Давай прокрутим еще раз, — сказала Флавия.

Они сели и снова просмотрели, как Питер Буркхардт и другой мужчина, повыше его, спустились от гостиницы вниз по улице и сели в «ланчию».

— На похищение не похоже. Никто не наставлял на него пистолет. Он шел совершенно свободно.

— Да, точно.

— Выяснили, что за машина?

— Выясняем. Информация должна поступить с минуты на минуту. А как продвигается у тебя?

— Никак. Есть человек, который может рассказать много интересного, но я не могу подобрать к ней ключик.

— К ней?

— Да, она англичанка. Очень интересуется искусством. Проблема в том, что она почти наверняка не участвовала в краже этой картины.

— Мы же установили, что это сделал Буркхардт.

— Разве? Лично я не уверена. В конце концов, он же не взламывал дверь в церковь — кто-то впустил его туда. И я, кстати, сомневаюсь, что это он ударил по голове отца Ксавье.

Флавии не хотелось посвящать Альберто в детали. К счастью, в этот момент ему принесли компьютерную распечатку.

— Ну вот, — сказал Альберто, — наконец-то нам повезло.

— Что там?

— Машина была взята в аренду в аэропорту в прошлую пятницу неким М.К. Харанисом. Греческий паспорт, остановился в «Хасслере».

— Тогда нам лучше поскорее увидеться с ним. Ты можешь взять с собой кого-нибудь из своих людей?

В десять Флавия вернулась домой. Она невероятно устала и безумно хотела есть. Голова раскалывалась от боли так, что темнело в глазах. Аргайл только взглянул на нее и сразу отправился набирать ванну, подавив желание упрекнуть за позднее возвращение. Включив воду, он пошел за едой. От изнеможения она едва могла есть, но после того, как он окружил ее нежной заботой, начала постепенно оттаивать, и ощущение, что мышцы шеи затянуты в узлы, потихоньку отпустило ее. Ванна тоже оказала свое благотворное влияние.