Федор Михайлович Достоевский в романе «Преступление и наказание» пророчески описал, как Раскольников в горячечном бреду видит прозреваемое самим Достоевским революционное будущее: «Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга».
Особо необходимо остановиться на размышлениях лауреата Нобелевской премии Ивана Петровича Павлова.
Как и многие представители тогдашней интеллигенции, он придерживался оппозиционных идей. Так, узнав о подавлении беспорядков 1905 года, Иван Петрович высказался по отношению к высшей власти: «Ну, хватит! С этой гнилью надо заканчивать!» Императора и правительство он буквально накануне Февраля 1917 года клеймил весьма жестко. Февральский переворот Павлов воспринял с полным оптимизмом. Октябрьскую же революцию пережил болезненно[263]
. Но не уехал в эмиграцию, хотя к тому времени был всемирно известным ученым, и любая страна с радостью распахнула бы перед ним свои двери.К весне 1918 года Петроград изменился до неузнаваемости. В голодном городе, переполненном дезертирами и бандитами (у А. Блока: «Запирайте етажи, нынче будут грабежи»), жителям оставалось только вспоминать свою, всего лишь год назад уютную и безопасную жизнь, где за публичную и самую резкую критику «деспотического режима» ответов со стороны государства не следовало, а бытовые претензии к правительству ограничивались отсутствием в январе ананасов на продуктовых рынках в воюющей стране. А весной 1918-го в условиях почти голода и жесточайшего нормирования продуктов (вспомним еще одно поэтическое свидетельство того времени – В. Маяковский: «Не домой, не на суп, а к любимой в гости две морковинки несу за зеленый хвостик») обыватели сами дивились своим давешним проблемам, еще год назад казавшимся им невыносимыми.
В этой-то обстановке академик Павлов счел необходимым для себя выступить в Петрограде с циклом публичных лекций-размышлений на тему «Об уме вообще и о русском в частности».
В последней лекции, посвященной русской интеллигенции, великий ученый высказался предельно откровенно: «То, что произошло сейчас в России, есть, безусловно, дело интеллигентского ума. Массы же сыграли совершенно пассивную роль. Они восприняли то движение, по которому ее направляла интеллигенция. Отказываться от этого, я полагаю, было бы несправедливо и недостойно»[264]
.