Гибель красного атамана

– Вы не поняли, Елизавета Дмитриевна? Если прочитать первые буквы строчек, то получиться: ПОДТЁЛКОВ ПОДЛЕЦ.

И Голубов довольный рассмеялся.

– И это пропустили в революционной газете? – удивилась жена Богаевского.

– Да. Там не все дюже грамотные.

– И как же я тебе помогу, Николай Матвеевич? – спросил Богаевский.

– То, что ты со мной, это уже помощь.

– С тобой я как пленник или как союзник?

– А мы не будем уточнять. Пусть думают, как хотят. Нам и то и то сгодиться.

На следующий день они уже были в станице Платовской, а ещё через день Голубов ушёл к хуторам в Сальской степи в надежде на встречу с Поповым. В Платовской оставил охранять чету Богаевских десяток казаков и своего ординарца.

По станице разнеслась весть, что захвачен брат Африкана Петровича Богаевского, что сейчас командует полком у Корнилова. Несколькими днями ранее здесь на соединение с Петром Харитоновичем Поповым прошёл его однофамилец Иван Данилович с сотнями набранных им калмыков, «влача кровавый след», как сказал поэт Максимилиан Волошин. Карательные меры, учиненные калмыками, популярности белому движению, разумеется, не принесло. Иногородние были очень злые. Собрался сход. Потребовали от Богаевского оправданий за брата и за всё белое движение. Охрана, оставленная Голубовым, справиться с толпой была не в силах. Митрофану пришлось согласиться на выступление. Вытащили стол, на него взобрался Богаевский, его жена и охрана стояли рядом. Говорил Митрофан Петрович два часа. Ничего такого он не сказал. Говорил, что беднейшее казачество и иногородние должны протянуть друг другу руки и вместе трудиться над процветанием Тихого Дона. Но кровь, кровь была между красными и белыми! И эта кровавая река широко разлилась: рукой до другого берега не достать.

Раздались злобные выкрики.

– Да, протянешь им руку. Шашкой полосонут, и тут же ноги протянешь!

– Верь им, сволочам этим! Порубают всех в мелкую капусту!

– Скольких порубили да постреляли эти лампасники узкоглазые!

– Звери эти степняки!

– С Пеши Ефремова живьём кожу содрали да на снег бросили!

– Они такие!

– Но красногвардейцы тоже не отличаются миролюбием, – возразил Митрофан Петрович, – в Новочеркасске и в Ростове расстреливают без суда.

– Так это контру бьют, офицеров всяких во имя светлой жизни!

– То есть красным можно убивать, – уточнил Митрофан Петрович, – а контрреволюционерам, как вы их называете – нельзя?

– Так мы ж за правое дело! Встань на сторону бедняков, и ты нам товарищ и брат!

– А вы косо смотреть будите?

– Может, первое время и будем, потому как к вам доверия нет! А ты заслужи!

– Как заслужить? На задних лапках перед вами прыгать? А честь? А достоинство? Какой же он после этого офицер?

– Какая честь? Какое достоинство? Контра Митрофан, как и его братец!

– Расстрелять его! И вся недолга!

На добром лице Богаевского появилась растерянность. В пенсне и с широкими усами он был похож на умного, но грустного кота.

– Не-е! Судить, а потом расстрелять!

Тут вмешался ординарец Голубова:

– Правильно, товарищи, судить надо! Мы же не банда какая-то! Мы государство строим рабочих и крестьян. По закону всё должно быть! По нашей рабоче-крестьянской совести. Только не мы судить его должны. А может, он чего такого знает про брата и беляков? А вы его кокнете! С мёртвого какой спрос? В Новочеркасск его надо! Там пусть судят, кому это положено.

– Это правильно!– согласились красногвардейцы и им сочувствовавшие и посоветовали:

– Так вези его, казак, куда положено, что он тут глаза мозолит?

Голобовцы в этот же день увезли чету Богаевских в станицу Великокняжескую. Митрофана Петровича посадили в тюрьму, а Елизавету Дмитриевну приютили добрые люди.

Через день в Платовскую вернулся недовольный Голубов. Переговоры с Поповым сорвались, вернее, они даже и не начались. Разговаривать с красным атаманом никто не захотел, а на словах Попов передал через голубовских парламентёров, что, мол, пусть сначала Голубов определиться: на чьей он стороне и, если уж он привёл красных в Новочеркасск, так пусть и выведет их оттуда, а тогда и гутарить можно.

Голубов ускакал в Великокняжескую и там явился к Богаевскому.