Соколов повернулся, посмотрев в чуть выцветшие, ничего сейчас не выражающие глаза Евдокимова, спокойно, но в то же время твёрдо и решительно сказал:
– Я не могу вам верить, Пётр Иванович. Думаете, я простофиля и не знаю, что вы уходили на поиски золота!
– Разве вы в моё отсутствие просыпались? – тихо поинтересовался Евдокимов.
– Нет.
– А как вы, чёрт возьми, узнали о моём отсутствии?
– По луне! – громко ответил лётчик. – Луна другая стала. Вас не было трое или четверо суток, а вы говорите о доверии!
Евдокимов криво усмехнулся. В глазах его мелькнула задорная искорка, и тут случилось то, чего Соколов не ожидал. То ли безлюдье, хмурая тайга, не только моральное, но и физическое одиночество повлияли на нервы такого крепкого человека, каким был Евдокимов, то ли просто он понял, что больше прикидываться ни к чему. Так или иначе он заговорил в тон Соколову:
– Что ж, будем откровенны... Да, я пытался без вас найти золото. Но не думайте, что для личного обогащения. Не такой я чудак. Сколько я мог унести золотого песка? Ну, скажем, пятнадцать килограммов, если идти сотни километров без продуктов, что невозможно. Но, допустим, вынес бы. Что бы мне это дало? Куда бы я его дел? Можете быть спокойны, я выполнил бы вашу просьбу и, найдя золото, сообщил бы о нём начальству в районе. Меня бы, конечно, сразу отличили, премировали, стали бы доверять. Может, в газете портрет поместили бы. А это куда дороже золота.
– Так вот вы какой плотник! С чужого берега!
– Какая тебе разница, с какого я берега! – грубо прервал Евдокимов. – Мне нужно золото, и ты мне его покажешь!
Евдокимов как ни в чём не бывало подбросил сучьев в костёр. Он затрещал и вспыхнул ярче. На маленькой поляне, окружённой вековыми деревьями, молча сидели два русских человека, два врага. Они ещё недавно по-братски делили хлеб, один из них спасал жизнь другому, а сейчас беспредельная тайга стала тесна для них.
– А показать, где нашли золото, вам всё-таки придётся, – мрачно сказал Евдокимов. – В ваших это интересах, а то...
Он подбросил на ладони пистолет.
– Не выйдет! Не покажу, – отрезал Соколов. – Какая разница, убьёте вы меня сейчас или после того, как я приведу вас к золоту?
– Клянусь, ни один волос не упадёт с вашей головы!
– В это я верю, – иронически заметил лётчик. – Причёску, возможно, и не испортите, но...
– Не валяйте дурака! – оборвал Евдокимов. – За некоторые услуги платят щедро, и не песком, которого много с собой не унесёшь. Были бы дальновидным человеком, вы бы это поняли.
Соколов напряжённо думал.
Что побудило диверсанта в тайге у костра принять вызов и начать откровенный разговор? Вряд ли Евдокимов действительно старался завербовать его в лагерь врагов. Он, как матёрый разведчик-диверсант, должен был бы за многие годы научиться хотя бы немного разбираться в людях и понять, что его случайный таёжный спутник совсем не из того теста, из которого «пекут» изменников Родины. Если он и сделал такую попытку, то больше для того, чтобы поддразнить измученного человека, приговорённого им к смерти.
Соколов поднял глаза, и Евдокимов прочёл в них ненависть и презрение.
– Чувствую, – сказал он, усмехнувшись, – будь в ваших руках эта штучка, – он показал на пистолет, – вы сейчас торжественно произнесли бы: «Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики за измену Родине Евдокимов приговаривается к смертной казни...» Но хозяин положения – я, и, когда рассветёт, вы поведёте меня к золоту.
– Врёшь, гад!
Не давая себе отчёта в своих действиях, Соколов сгрёб в охапку горящий костёр и одним движением опрокинул его на Евдокимова. Враг инстинктивно поднял руки, чтобы защитить лицо от огня. В это мгновение Соколов, изловчившись, толстым горящим суком изо всех сил ударил Евдокимова. Пистолет отлетел в сторону. У Соколова откуда-то появились силы. Изогнувшись, он схватил пистолет и снял его с предохранителя. Опомнившись, Евдокимов бросился на Соколова с ножом. Лётчик успел отвести удар от груди, но нож прошёл своим остриём от правого виска около глаза, через всю щёку до подбородка. Рана была не глубокой, но сильно кровоточащей. Плохо видя из-за крови, залившей глаз, почти не целясь, Соколов нажал спусковой крючок. Раздался выстрел, повторенный таёжным эхом.
Евдокимов, выронив нож, схватился за плечо, резко повернувшись, побежал прочь от костра. Вдогонку грохнул второй выстрел. Хозяином положения стал Соколов.
– Собаке – собачья смерть! – прокричал он, стреляя в третий раз.
Евдокимов остановился, чуть подался вперёд, качнулся и рухнул на землю, скрывшись в высокой траве.
...Прошло нервное возбуждение схватки, и Соколов в изнеможении упал. Каждое движение причиняло ему ноющую боль. Он сунул пистолет в карман и ощупал свою рану. Кровь ручейками стекала с лица на грудь. С трудом стянул он с себя замшевую рубашку и майку, выбрал место посуше и прижал трикотаж к пылающей щеке. Он долго лежал так, не отрывая руки с майкой от лица.
Ночной холодок несколько успокоил его.
Рассветало. Соколов попытался подняться сначала на колени, а потом, оперевшись свободной рукой о землю, на ноги.