Гибель «Кречета»

– Катя! – не удержалась Нина Михайловна. – Послушай, что говорят о наших!

– Я слушаю, – ответила девушка.

«Состояние экипажа бодрое, – продолжал диктор. – Материальная часть работает безотказно».

– Вот у них сейчас вторая половина перелёта, – задумчиво сказала Катя. – И у меня скоро начнётся вторая половина жизненного пути. Завтра мы их встретим, а послезавтра пойдём с Юсупом в ЗАГС. Кончилась моя девичья свобода...

– Жалеешь?

– Нет, очень люблю его!

Взрыв в небе

К Камчатскому полуострову «Кречет» подошёл со стороны Олюторки, летя на прежней десятикилометровой высоте. Сквозь редкие облака начали просвечивать очертания сопки Корецкой, показался дымок Ключевского вулкана. С высоты хорошо был виден небольшой город на берегу бухты, а дальше, сливаясь с горизонтом, раскинулось море.

Петропавловск-на-Камчатке прошли ровно в двадцать часов по московскому времени.

Охотское море густо накрылось облаками. Изредка появлялись «окна», и тогда были видны огромные волны. Остались позади Сахалин и Хабаровск. Под крылом самолёта проплывали леса без конца и края – пышные зелёные шапки всех оттенков. Между зелёных сопок появились комьями тёмно-серые облака.

Чтобы самолёт сильным ветром не снесло на территорию Китая, штурман отклонился на север и настроился на Читинский радиомаяк. Он только успел передать свои координаты в Москву, как стремительно приблизился циклон. Грозовые тучи выросли перед самолётом.

Справа чуть светлело. Соколов решил обойти опасные облака, он предупредил штурмана, чтобы тот засёк время обхода и отметил на карте. Перекинувшись несколькими фразами с Рахимовым, Соколов повёл самолёт под облака.

Машину стало бросать из стороны в сторону.

Соколов и Рахимов вдвоём, вцепившись в штурвалы, стараясь действовать синхронно, изо всех сил парировали резкие броски. Самолёт кидало то влево, то вправо, да с такой силой, что казалось, вот-вот отвалятся крылья.

Сверкнула молния, озарив ярким светом «Кречет», и тогда стало видно, что дождь сплошной сеткой застилает стеклянный козырёк кабины. Через минуту-другую вокруг вспыхнули молнии, как разрывы зенитных снарядов. Болтало нещадно. Вдруг «Кречет» круто взмыл. Соколов убрал газ, но какая-то сила несла самолёт вверх. Лётчики поняли, что попали в восходящий воздушный поток. Дыхание у них стало тяжёлым, прерывистым. Гришин не выдержал, из носа у него хлынула кровь. Быстро надетая кислородная маска принесла облегчение.

Держать курс по магнитному компасу стало невозможно. Казалось, не будет конца этим дьявольским качелям. Температура за бортом всё понижалась, а в кабине лётчикам было жарко.

К счастью, как-то сразу стихла болтанка. Потухли молнии. Оборвалась чёрная туча, и внизу в провале показались зелёные сопки. Циклон остался позади.

Соколов облегчённо вздохнул и повёл машину один.

Штурман взглянул на циферблат хронометра: четыре часа по московскому, значит, внизу – десять часов утра по местному. Надо передавать очередную радиограмму в Москву. Точно сориентироваться нет времени!

Высота неуклонно уменьшалась: пять тысяч сто... четыре тысячи шестьсот...

...Гришин не успел передать в Москву короткое сообщение. Произошло что-то страшное, необъяснимое. Раздался глухой взрыв. Хвост самолёта резко бросило вправо, а левое крыло машины круто опустилось вниз. «Кречет» перешёл в штопор.

Соколов с огромным напряжением удержал машину.

В кабину ворвался испуганный Морозов. У него были опалены волосы и брови. Соколов это сразу заметил.

– Катастрофа! – кричал механик. – Взорвался запасной бензобак! Горим! Спасайтесь!

«Конец», – подумал лётчик и, не оставляя штурвал, закричал во всю силу лёгких:

– Оставить корабль!

Рахимов и Морозов успели надеть парашюты, и, открыв люки, один за другим бросились вниз.

– Оставить корабль! – не оборачиваясь, повторил команду Соколов. Но прыгать было уже поздно: прямо перед самолётом выросла сопка. Соколов дал полный газ и что есть силы рванул штурвал на себя. Машина свечой взмыла вверх. Сопку всё-таки удалось перескочить.

Гришин с огнетушителем в руках старался погасить пламя.

– Спасайся, Саша! – крикнул Соколов, уже сознавая, что спасения нет. Он заметил зелёную долину между сопок и интенсивно заставил самолёт скользнуть на крыло, рассчитывая попасть на поляну.

Моторы он выключил. Рассекая воздух, «Кречет» со свистом низко, над самой тайгой, мчался вперёд.

Только бы хватило площадки!

«Кречет» шёл прямо на опушку леса. Не выпуская шасси, Соколов стал прижимать фюзеляж к земле, чтобы затормозить движение машины. Рванув рычаг, он на всякий случай открыл фонарь пилотской кабины.

Высокие кусты секли самолёт. Травянистая пыль поднималась к небу. Толчок о кочку, и самолёт чуть взмыл вверх; Соколов увидел канаву. Сильный удар – и всё куда-то исчезло...

* * *

Оборванная на полуслове радиограмма вызвала в штабе тревогу. Медленно двигались стрелки часов, но не удлинялась световая нить на карте. Она прервалась.

Беспрерывно звонили телефоны. Что случилось? Почему нет сообщений о перелёте? Дежурный неуверенно ссылался на технические неполадки в передатчике «Кречета».